Везучие сукины дети | страница 24
Камень на маске Доктора засиял ослепительным красным цветом.
Молох, размахнувшись, отсек гигантским алмазным боевым серпом головы у полудюжины нападавших, но остальные, улюлюкая, навалились на него грязной визжащей кучей. На долю Доктора осталось три тени побольше.
— Мне нужно пройти, — сказал он и заметил, что его голос звучал так же, как и всегда, холодно и отстраненно. — Между нами нет вражды, и я не желаю вам смерти, но мне нужно пройти.
Тени не ответили. Они принялись расти. Доктор звякнул оловянным переключателем мощности своего энергостека.
Первый противник прыгнул на него из-за спины, он принял облик гигантской птицы, попытавшейся выклевать ему глаза. В голове у Доктора зашумело — это энергия, накопленная камнем, вырывалась у него из черепа бушующей кровавой волной атомного распада. Черная птица с острыми когтями закричала, задымилась дымным красным пламенем и камнем упала на дорогу. Земля содрогнулась, словно по ней ударили гигантским молотом, завоняло паленой тряпкой и непрожаренным стейком.
Алмазный серп Молоха проделывал настоящие просеки в толпе врагов, но те не собирались сдаваться, в очередной раз облепив гигантскую фигуру.
Вторая тень превратилась в волка с единственным розовым глазом и бездонной пастью, полной сверкающих клыков. Он обошел Доктора, глухо рыча. Хвост твари поднимал в воздухе ледяные вихри, слюна превращалась на земле в дымящиеся озера. Он замер на миг, а потом прыгнул.
Лезвие энергостека прорезало тьму так, как плазменная горелка разрезает тонкий стальной лист. Волк завыл — яростно и отчаянно. Его глаз съехал куда-то набок и затянулся полупрозрачной пленкой. Доктор еще раз ткнул оружием в тлеющую шкуру. Вой стал тише, затем прекратился вовсе. Мерцающая шерсть потеряла свой волшебный блеск, глотка издавала неприятные хлюпающие звуки.
— Мне нужно только пройти, — сказал Доктор.
Третья тень оказалась хитрее; пока он разбирался с птицей и волком, она проникла ему в голову. С ужасом Доктор понял, что она уже внутри, она уже плавала у него в мозгу черной склизкой рыбиной, она видела то, что видел он, и знала все, что открылось ему, и она думала… она мыслила… она управляла…
Он на секунду уловил странное виденье — чья-то оскаленная морда, безумные глаза, изо рта, словно арбузная мякоть, стекает кашицей полупереваренная мозговая ткань. Морда щерится, тонкие искромсанные губы выплевывают невнятные звуки, разрезанное плохо зажившими шрамами лицо дергается в нервном тике, нейросеть сопротивляется внешнему вторжению. С опозданием он понял, что это его собственное лицо.