– Да ни о чем. О Скитальце. Вообразил себя невесть кем, а сам всего лишь надутое чудо в перьях.
– По-моему, он о тебе такого же мнения, – рассмеялся Шеннон.
– В святилище он и вправду силен сверх меры. Подкараулить бы его ночью где-нибудь за городом…
– Было дело в позапрошлую засуху, когда вы с ним схватились под дамбой.
– Не в счет. Откуда я мог догадаться, что он зальет за эти треклятые ворота раствор люцерина?
– А еще та ночь в Холодном Шлюзе. Твой маневр с рыбачьей лодкой…
Никодимус невольно поежился.
– Тоже не в счет. Кто знал, что косатки сунутся так близко к берегу и что Скиталец способен сотворить с ними… такое?
– Мне до сих пор снится в кошмарах, как я барахтаюсь в этой воде. – Шеннон потер виски. – И скользящие под нами темные тени, и вся эта… кровь.
Никодимус внутренне задрожал от холодной ярости, но предпочел сменить тему.
– Магистр, насчет вашего призрака…
– Не будем об этом.
– Тайфон держал его у себя год. Наверняка он его переписал, а значит, призрак нужно развоплотить.
Шеннон повернулся к нему, но разобрать выражение молочно-белых глаз было невозможно.
– Да. Разумеется. И если бы ты не остался недоучкой, если бы послушал меня тогда, в долине Небесного древа, то не позволил бы сейчас призраку ускользнуть обратно к Тайфону.
– Магистр, нам нельзя было оставаться в долине. Я уже сто раз вам говорил, что…
– Да, говорил. Поэтому закончим.
– Магистр, – сделал еще попытку Никодимус, но тут двор затих и все взгляды устремились к подмосткам в дальнем конце. На них взошла процессия служителей Селесты, несущих паланкин. Слаженным движением опустив свою ношу, они открыли дверцы, являя на свет топазовую глыбу около пяти футов высотой – кусок ковчега канонистки Кейлы.
Один из служителей произнес краткую речь, вознося хвалу верховной богине Селесте и ее канону полубогов. После этого жрецы затянули молитвенную песнь.
Капля Никодимусовой силы утекла прочь, к Кейле. Топазовая глыба сияла все ярче, вбирая молитвенную энергию собравшихся.
Никодимус вырос в магической Звездной академии. Божественный покровитель чарословов, Хаким, редко требовал подношений от своих адептов. Чарословы, по сути, вели почти атеистическую жизнь, нечасто делясь силой с богами и еще реже пользуясь их ответным покровительством. Прибыв в Авил, Никодимус был потрясен до глубины души подношениями, которые требовала Кейла, и возмущен тем, что бедняки должны делиться силой в два раза чаще богачей. У голодных не оставалось иного выбора: лепешки раздавали после церемонии.
