Москва закулисная - 2 | страница 55



- Как сочеталась богемность с такой деловой хваткой?

- Не знаю. Может быть, это что-то купеческое, я очень верю в гены. К тому же деды по материнской линии и по отцовской были офицеры, то есть понимали дисциплину. Я тоже понимаю дисциплину. И я понимаю, что такое богема, - я никогда не пил, никогда не принимал наркотики, даже не курил. Для меня богема без этих удовольствий. Шампанское обожаю, но не до посинения. Аперитивы? Всегда. Красное вино за обедом? Часто.

И вот эта "ярость масс", начиненная знаниями, в 1989 году женится на француженке и уезжает в Париж, где понимает, что Запад жесток к неудачникам и очень мил к счастливцам.

- Шок, через который вы прошли?

- Да все через него проходят - шок от города, машин, витрин. И кроме того, я не знал, что во Франции дружба считается моральным уродством. Что в школе, лицее учат не дружить. Девочек и мальчиков разделяют по разным классам, если узнают, что они слишком дружат: "Вам в жизни будет очень тяжело", - говорят им.

- Думаете, это правильно?

- Неправильно. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезь. В моем доме на лестничной площадке две квартиры. У меня три комнаты - это такая небольшая городская квартира, которую мне пожаловала супруга мэра Бернадетт Ширак для содержания коллекции. Так называемая помощь за художественные заслуги, а они в том, что я сделал несколько выставок. Продать квартиру я не имею права, плачу маленькую городскую ренту.

Так вот, девять лет я живу в этом доме и не знаю, как зовут мою соседку. Во Франции не принято задавать личные вопросы. В этом смысле в России абсолютная беспардонность. Меня спрашивают: "А куда вы уезжаете? На сколько? С кем вы ужинали?" Во Франции, увидев соседа с чемоданом, никто не спросит, куда он собрался, только поздороваются. Я был только у одной соседки, потому что она русская и живет в этом доме с тридцать седьмого года. Очень милая, очень элегантная и очень французская. Она сказала мне: "Вы такой симпатичный, я вас приглашаю на чай". И это был единственный человек. Хотя эмигранты, конечно, приглашают.

Видимо, Васильев оказался из породы счастливцев, обладающих невероятной хваткой и характером рабочей лошади. На первых порах в Париже ему помогла одна подружка, рекомендовавшая молодого русского художника в маленький парижский театр. Он оформил "Собачье сердце" - первую постановку Булгакова на Западе. Читал лекции. Но звездный час Васильева пробил в середине 80-х, причем на небесах, когда он летел из Нью-Йорка в Париж. В самолете он познакомился с режиссером Национального исландского театра, и когда тот увидел эскизы Васильева, тут же предложил ему контракт - оформить спектакль "Платонов". И чеховский "Платонов" стал его первым интернациональным успехом. После этого появились статьи, обложки журналов и приглашения работать в национальном балете Фландрии на спектакле "Идиот" в постановке Валерия Панова.