Во время перерыва.
Антон Кузнецов закурил, не потому что нервничал, а потому что хотел курить.
- Скажи, произнося со сцены такие откровения, ты столкнулся с тем, что артисты зажимаются? Стесняются?
- Не только артисты, но и я сам. Мы можем показать голого актера, ничего страшного зрители не увидят. А вот серьезно говорить об этих вещах, чтобы они стали личными, - тут возникают проблемы... Но если о них говорить откровенно, они не будут вульгарными и пошлыми.
А что по этому поводу думают артисты, точнее, артистки, которым больше всего досталось такого текста? Настя Заворотнюк уверяет, что пока она репетировала спектакль, внутри нее происходило что-то страшное.
- Возникло столько вопросов, на которые лучше было не отвечать. Если отвечать, то, возможно, придется менять жизнь.
Марина Зудина:
- В жизни я менее закомплексованный человек, чем моя героиня. Я считаю, что секс - это одно из самых веселых занятий в жизни. Здесь страшно другое, когда нет близости между людьми, как у моей героини - Джон живет своей жизнью, Анна о своих проблемах говорит не с ним, а с психиатром. Такая ситуация сплошь и рядом.
А еще Зудина сказала, что это первый в ее жизни спектакль, где ей не хочется менять костюм: так она сосредоточена на проблемах своей героини. У Анны черные брюки с пиджаком на двух пуговицах под грудью, открывающим кусочек живота. У ее сестры - открытое черное платье с разрезом сбоку до бедра.
После перерыва.
Декорации на сцене настолько минимальные, насколько можно себе представить. Французский сценограф Патрис Жеро по периметру черного кабинета сцены пустил прозрачные пластиковые экраны, и в них текуче преломляются фигуры героев. Из мебели одна тумба без обшивки. Она же стол, она же стойка бара, она же кровать. И так же, как мебель, условна мизансцена. Например, вот такая: как бы на кровати как бы спит Джон. Подходит Анна и говорит ему о своих подозрениях. Он, как принято у мужчин, защищается нападением:
- Получается, что в это время я с кем-то трахался.
- Трахался или нет?
- Нет, не трахался. Твои подозрения для меня оскорбительны.
Ну абсолютно ничего нового в поведении самцов.
В табакерковском подвале зримо понимаешь разницу между театром и кино. Во всяком случае, изображение на мониторах режиссер Кузнецов при всем своем желании изменить не может, а вот живую сцену - спокойно. Для его режиссуры характерны знание текста наизусть, четкая дикция и артистичные показы. Похоже, не выносит пауз - не терпит пустоты между мизансценами длиною даже в 30 секунд.
