— Вам это не понять. Я почти решился на этот шаг, и вдруг он умирает. Его убивает кто-то другой. Это было невыносимо. Хотя, наверное, закономерно. Своего рода божественная справедливость. Желание было настолько сильным, что оно материализовалось. Это не может быть случайностью, это судьба. Судьба нелепая, как и сама жизнь. Послание с горних высот. Сейчас, когда изменить уже ничего нельзя, я понимаю, что не убил бы его. Что я в действительности этого совсем не хотел. Даже наоборот. Я только хотел его наказать. Я хотел с ним поговорить. Я хотел увидеть его раскаяние.
Снова воцарилось молчание. Йельм повторил:
— Где ты был в ночь со второго на третье сентября?
— Я был в Шермарбринке, — прошептал Лабан. — У Ингелы и Конни.
Чавес тоже повторил свой вопрос:
— Что произошло месяц назад? Насколько близко вы стали общаться с Ингелой?
— Очень близко, — ответил Лабан спокойно. — Слишком близко. Мало того, что я переспал с матерью моего брата, мало того, что она переспала с сыном ненавистного ей мужа, и это было мучительно для нас обоих, так мы еще приняли общее решение, страшное решение, продиктованное одним и тем же обстоятельством, которое, собственно, и заставило меня это решение принять. В нем причина того, что количество писем с угрозами резко увеличилось.
— И что это за решение?
Лабан Хассель запрокинул голову и уставился в потолок. Его козлиная бородка дрожала, когда он произнес:
— Мы оба прошли стерилизацию.
Йельм посмотрел на Чавеса.
Чавес посмотрел на Йельма.
— Зачем? — спросили они хором.
Лабан подошел к окну и открыл его.
Наступили сумерки. Дождевые облака окутали город, и даже свет уличных фонарей казался тусклым. Порыв осеннего ветра взъерошил волосы юноши и освежил спертый воздух комнаты.
— Дурная кровь живуча, — сказал Лабан Хассель.
Пора.
Он уже близко.
Начало положено.
Он беззвучно двигался по пустому дому. Сумка висела на плече. Она слегка позвякивала в темноте.
На мгновение он задержался у входной двери. Рядом с ней было стекло, в нем — круглое отверстие на уровне замочной скважины. В этом отверстии тихо, протяжно и настойчиво гудел осенний ветер.
Мужчина оторвал взгляд от дырки в стекле и вышел навстречу ночному холодному ветру, который то тут, то там опрокидывал на черную землю ливневые дожди. Уже на веранде ему на щеки упали первые капли дождя, но он их не почувствовал. Он думал про другой ветер. По-пустынному сухой и жаркий. Он дует с плато Кумберленд и свистит в комнатах промерзшего дома.
