Это оказалась Флоренс.
— Берти? — пискнула она.
— Как? Вы же собирались сегодня в Бринкли.
— Сейчас отправляюсь. Я позвонила узнать, что с вами было вчера после моего ухода?
Я рассмеялся горьким смехом.
— Приятного мало, — ответил я. — Меня загребла полиция.
— Но вы же говорили, они не арестуют.
— Вообще нет. Но арестовали.
— А сейчас вы в порядке?
— Заметно осунулся.
— Не понимаю. Почему вас арестовали?
— Длинная история. Вкратце говоря, я понял, что вы решили покинуть помещение, смотрю, за вами следом во всю прыть несется фараон, я выставил ногу, он споткнулся, ну и утратил к преследованию всякий интерес.
— Господи милосердный!
— Мне подумалось, что так будет правильно, потому что еще мгновение — и он ухватил бы вас сзади за брюки. Он, конечно, этого не стерпел, и в итоге я провел ночь в тюремной камере, а утром имел малоприятный разговор с мировым судьей в полицейском участке на Винтон-стрит. Впрочем, сейчас я уже почти совсем отдышался.
— О, Берти!
Она, похоже, растрогалась и дрогнувшим голосом сказала мне спасибо, а я ответил, что не стоит благодарности. Тут она вдруг охнула, как будто получила кулаком под дых на уровне третьей жилетной пуговицы. И переспросила:
— Винтон-стрит, вы сказали?
— Да.
— Ах боже мой! Вы знаете, кто там судья?
— Затрудняюсь вам сказать. Мы не обменялись визитными карточками. На суде мы звали его запросто — «ваша честь».
— Это дядя Д’Арси Чеддера!
Я чуть не чертыхнулся от изумления:
— Ей-богу?
— Ей-богу.
— Тот, что любит суп?
— Тот самый. Можете себе представить, что было бы, если бы вчера вечером я у него обедала, а сегодня утром предстала бы перед ним, задержанная полицией!
— Да, неловко. Не найдешься, что сказать.
— Д’Арси бы мне этого не простил.
— Не понял.
— Он бы расторг помолвку.
— То есть как?
— Что — как?
— Как бы он расторг помолку — она ведь уже расторгнута?
Флоренс засмеялась, как говорится, нежным серебристым смехом:
— О нет. Сегодня утром он позвонил, взял назад все, что было сказано, и получил мое прощение. С сегодняшнего дня он отпускает усы.
У меня — гора с плеч.
— Замечательно! — говорю.
Тут она завздыхала «О, Берти!», «Ах, Берти!», я спросил, о чем она, и она объяснила, что вздыхает, поскольку я так рыцарствен и щедр.
— Мало кто еще из мужчин, испытывая ко мне такие чувства, был бы способен вести себя так.
— Да ну, пустяки, — говорю я.
— Я страшно тронута.
— Забудьте. Так, значит, у вас с ним опять мир и любовь?
— Да. Смотрите не проговоритесь ему, что я была вчера с вами в ночном клубе.
