– А как? – воскликнули мы.
– Через день баржа ходит.
– Когда это будет!? – возмутился Максим. – Вы хоть осмотрите его, справку составьте.
– А что его смотреть – живой, здоровый. А синяки? Так они украшают мужчину… Ну, ладно. Вы москвичи – народ изнеженный. Тоже мне, баб не поделили. Тут местных девать некуда. Давайте свой паспорт.
Как и милиционер, она долго изучала мой паспорт, и вдруг выдала:
– Так вы не москвич. Вы что, чеченец? – ее взгляд явно изменился, в нем появилась жизнь. – А вы Зебу знаете? – впервые мы услышали это имя, и оно было произнесено с каким-то особым благоговением.
– Так вы не знаете Зебу? – удивленно переспросила она; встала, посмотрела на себя в зеркало, явно изменилась: вместо протокольной сухости – увядающая женственность, жеманство. – Есть повод, – как бы сама с собой заговорила она, – позвоню, Зеба точно приедет. Он земляков обожает… Знаете, года два назад здесь геологи очутились, а среди них чеченец. Вот с ним Зеба гулял. Такие хороводы устраивал… А вас он в обиду не даст. Зеба – это справедливость и порядок. Будем звонить.
Мы думали, что у нее есть надежная связь и можно будет в Москву и Грозный позвонить, а здесь какая-то допотопная рация, и та, как включили, стала трещать:
– Видать будет гроза, – по работе рации определяет погоду хозяйка. – Но я дозвонюсь. Первый, первый – это Медвежий. Как слышите? Прием.
Мы поняли, что до нас здесь более дела нет, ушли. А погода вдруг резко изменилась, подул такой сильный, порывистый, пронизывающий ветер. С севера свирепо приползла мрачная пелена, зависли мощные, тяжелые грозовые тучи. Резко похолодало, даже свитер не помогал. А тут началась настоящая буря, как в межсезонье бывает только в горах. Гром и молнии, шквалистый ветер и ливень не утихали пару часов. Потом, видимо, грозовой фронт прошел, немного распогодилось, чуть прояснилось, но еще пасмурно, мелкий, как осенью, дождь, прохладно. А в такой дыре, тем более в такую погоду, очень грустно, тоскливо. Почти весь наш отряд приуныл. Уже пошли разговоры, что надо возвращаться в Москву, ведь не за таким заработком сюда приехали. Уже и Максиму, как командиру, стали свои претензии и даже грубые упреки высказывать. Дисциплины и порядка в отряде почти нет – при таком раскладе и быть не может: все приехали поработать и заработать, а не как зэки за копейки лес валить… Конечно, можно было списать все на форс-мажорные обстоятельства и уехать восвояси. Но как и у меня, так почти и у всех денег на обратный путь нет, и если я еще могу жене телеграмму послать с просьбой выслать деньги, у меня какой-то запас есть, то у студентов и аспирантов ситуация иная. Максим в трансе, и он, сам признается, напился бы, да в стране, а здесь тем более, «сухой» закон, и у меня уже проблемы с милицией – чем все это еще обернется? Ведь я не для этого приехал. И если бы хоть сам пил, курил, гулял? А вдруг, глядишь, еще посадят? С такими невеселыми мыслями я накинул на себя чей-то плащ и пошел к реке, а более тут и пойти некуда. Я и не представлял, что река может быть такой. Настоящий шторм, волны. А вода совсем черная, как нефть, густая и страшная – клокочет, кажется, все, что приблизится, утащит, сожрет.
