Привычнымъ движеніемъ пальцы переключили радіо на передачу телеграфомъ и стали посылать въ офиръ позывныя.
— Волна!.. Волна!.. Волна!..
А глаза не могли оторваться отъ исчезающей въ синей дымкѣ у земли падающей машины. Успѣлъ ли выскочить послѣдній? Кто былъ этотъ смѣльчакъ, въ которомъ сознаніе долга преодолѣло ужасъ смерти? Летчикъ-наблюдатель или радіотелеграфистъ? Онъ даже не сообщилъ своего имени!
Аппаратъ Грина, пробивъ облака, вышелъ подъ чистое небо. Безмѣрная яркость свѣта, незатемненнаго ни однимъ облачкомъ, ни малѣйшей туманности. Подъ аэропланомъ клубились безграничнымъ моремъ облака. Казалось, что они находятся въ непрерывномъ движеніи, точно гонимыя вѣтромъ волны мыльной пѣны, заполнившія цѣлый океанъ безъ береговъ, даже безъ горизонта. Длинной вереницей, какъ поплавки на поверхности бурливаго прибоя, то появлялись, то снова тонули аэростаты баллоннаго загражденія. Погибшій летчикъ не ошибся: десятки серебристыхъ колбасъ тянулись непрерывной чередой съ сѣвера на югъ.
Въ наушникахъ полковника Грина послышалось кряхтѣніе, потомъ отчетливый голосъ:
— Волна слушаетъ!.. Волна слушаетъ!
Это отозвался флагманскій корабль. Гринъ сообщилъ о загражденiи и, чтобы точно установить начало и конецъ его, нырнулъ подъ облака. Ему показалось, что это было начало заградительной линіи Ганновера. Объ этомъ предположеніи Гринъ сообщилъ генералу.
Собравъ десять машинъ своихъ развѣдчиковъ снова пробилъ облака. Аэростаты по-прежнему качались въ пѣнистомъ морѣ. Гринъ приказалъ атаковать ихъ.
Воспламененные зажигательными ракетами нѣсколько баллоновъ взорвались ярко-голубымъ пламенемъ. Утративъ часть своей опоры, баражъ осѣлъ. Оставшіеся аэростаты были теперь видны подъ облаками.
Этого достаточно. Гринъ не могъ задерживаться для полнаго уничтоженія баллонной завѣсы. Хотя тросовъ и не было видно, они уже не представляли опасности и не могли явиться ловушкой для главныхъ силъ.
Генералъ Маккольмъ измѣнилъ направленіе, обойдя баражъ съ сѣвера. Теперь аэростаты могли, сколько угодно, болтаться подъ облаками.
На смѣну холмамъ, покрытымъ рѣдкой порослью, появились пятна лѣса. Въ наушникахъ капитана Уйтлей послышались позывные флагманскаго корабля. Четкимъ попискиваніемъ кто-то звалъ:
— Волна!.. Волна!..
Уйтлей оторвался отъ зрительной трубы. Въ наушникахъ запищало;
— Говоритъ Бадо... Говоритъ Бадо...
Уйтлей даже не заглянулъ въ кодъ. Эти позывные онъ зналъ хорошо. Его эскадрилья. Капитанъ невольно посмотрѣлъ въ ту сторону, гдѣ должны были быть они, летящіе на крайнемъ лѣвомъ флангѣ первой колонны. Не меньше пяти километровъ отдѣляли его отъ эскадрилiи. Уйтлей и Макъ Скоттъ не могли бы найти другъ друга въ небѣ, даже если бы промежутокъ между ними не былъ занятъ нѣсколькими десятками рябыхъ пятенъ, похожихъ на стаи рыбокъ въ свѣтломъ пруду. Макъ Скотту эти пятна казались неподвижными, потому что двигались съ той-же скоростью, что и его собственный аэропланъ. Только, когда его аппаратъ качало, пятна эти то уходили подъ крыло, то пропадали на фонѣ земли, то рѣзко проектировались на облачномъ небѣ.
