– Здесь на стене что-то написано, – прервал его Жуков, направляя луч фонаря на гладкий каменный бок.
Надпись, похоже, была выцарапана сначала, а потом замазана углем:
Ни клада, ни счастья вы здесь не найдете,
Хоть лбом пробивайте стену за стеной.
Налево пойдете, направо пойдете —
Вы встретитесь только с ночной темнотой…
И подпись: О.Т.С.
– Мрачновато, – оценил Октябрьский.
– Если тут заблудишься, а ни фонаря, ни даже факела не будет, так и будешь мыкаться в полной тьме, пока не сдохнешь от голода или жажды.
– А это уж совсем мрачно. Пошли.
– О, тут еще что-то написано… С «ятями»! Еще при царе писано.
Это были стихи – из тех, что обычно пишут на заборе подростки:
Уже сто летъ какъ на Куяльнику девокъ нетъ.
С досады и скукы скидай брукы,
Быры х…я в рукы
И пхай смело въ живое тело.
– Пиит! – фыркнул Софронов. – Пошли!
Четыре электрофонаря давали достаточно света, так что видимость была хорошей. Звуки погони не доносились. Вероятно, десантники не решились на преследование, хотя у каждого из них фонарь был – Филипп заметил такую деталь при нападении, и она его удивила.
Однако если немцы с румынами наладились в катакомбы, то все объясняется просто. А те фонари, что затрофеили краснофлотцы, были запасным вариантом – немецкий орднунг сработал.
Внезапно ход раздвоился – направо поднималась лестница с четко вырезанными ступенями.
– И куда? – вопросил Софронов, утирая пот со лба.
Усталости не было, но влажность держалась высокая.
– Сема, проверь, что там, – сказал Октябрьский.
– Есть!
– Только бди.
– Ага!
Матрос быстро взошел наверх, исчезая за «лестничной площадкой», но скоро вернулся.
– Завал! – сообщил он.
– Идем дальше…
Ход расширился. Потолок стал плоским, нависая в двух метрах от неровного пола, а стены раздвинулись – телега проедет свободно.
Откуда-то потянуло сквозняком, и Филипп увлеченно задышал – свежесть приятно омывала легкие.
– Еще один поворот!
За широким провалом в стене, не слишком аккуратно подровненным с помощью кайла, открывался широкий и длинный… склад? Погреб?
На каменном полу стояло несколько бочек, у каменных стен пылилась брошенная одежда – и человеческая мумия, обтянутый кожей костяк.
– Контрабандисты, – буркнул Софронов.
Пройдя за бочки, Филипп посветил – здесь стояли старые ящики, изображавшие стол. Он был накрыт вместо скатерти газетами «Биржевые ведомости» за 1867 год.
Поразительно, но газеты не превратились в труху, они даже не пожелтели. На «скатерти» стояли бутылки с яркими этикетками и лежала распечатанная пачка ассигнаций.
