Вор | страница 80
Множество людей сидело за столами, преклоняя деловитые головы к бумаге. Они пришибленно молчали, но был такой гул, точно шевелила крыльями огромная бумажная муха. Маньки не было и здесь, но он уже и забыл про нее. Ну да, он уже был здесь недавно… на прошлой неделе?.. во сне?.. вчера? Вот тут находился провод сигнального звонка: пришлось разъединить, прежде чем войти… вместе со Щекутиным? Ах, да-а… Щекутин шарил штепсель на стене, чтоб приладить электрическое сверло. («Работа выполняется за счет работодателя», — сострил он при этом.) Митька медленно проходил между столами, и никто не остановил его. В коридоре он повернул налево и остановился перед дверью с эмалированной дощечкой запрещавшей входить без доклада.
Ранние сумерки наступили, но никто не смел зажечь свет. Дух несчастия висел над учреждением. Застекленная кассирская будка, мимо которой проходил Митька, воротила его к яви из хаотического бреда. Там, тоже в потемках, сидел милиционер, как бы охраняя печальные следы митькина искусства. Он пробовал засмеяться, потому что стало необычайно весело, но не досмеялся до конца: собственный смех ему причудился сиплым лаем. В том же злобном весельи он распахнул директорскую дверь и носом к носу столкнулся с двумя в кожаных куртках. Они вежливо извинились, в потемках не узнав Митьки. Он дождался, пока их шаги не слились с общим гулом коридора, и только потом вошел. Аташез, он самый, секретарь полковой ячейки, честный усач, сидел за большим столом, на котором четыре телефона караулили его приказания.
Все здесь было благообразно, как и белевшая в раме обширная борода великого зачинателя. Митька снял шапку, и тот час худощавый человек, иностранного покроя и с трубкой, распространявшей ароматический смрад, стал прощаться, старательно перековеркивая русские слова. Аташез был весел и любезен, и зубы его сверкали так же быстро и решительно, как и у иностранца.
— Здравствуй, приятель! — сипло прервал Митька, посмеиваясь удивленью Аташеза, и с маху сел в мягчайшее, волшебное какое-то кресло. — Живой, живой… навестить тебя пришел!
Тот не отвечал и глядел, словно увидел мертвого. Митьку он узнал сразу: слишком много было пережито вместе, слишком часто одна и та же шрапнель раскрывала над обоими смертоубийственную пятерню. В первую минуту лишь присутствие чужого человека помешало ему выразить жгучую радость. Но и после ухода аташезова гостя длилось замешательство: первая радость прошла, и возникшие было слова потускнели. Он мелко заговорил о чем-то, а Митька упорно разглядывал его холодные и ужасно торопливые руки, его галстук, его коротко подстриженные усы.