— Ты усы-то сбрей. К твоей красоте усы не идут, — угрюмо оборвал Митька.
— …сбрею, усы не голова!.. Секретаря нашего, Аташеза, вчера встретил. — Санька пересел на кровать и крепко схватил митькину руку, но тот выдернул. — В автомобиле мчит, и дамочка к нему сбоку никнет. Ведь это декретом не запрещено, хозяин, чтобы дамочка никла? Горжеточка ей шейку окружает, и шапочка на ей самокраснейшая! Чуть не закричал я тогда: ведь это, мол, наш, Инашвили, первейший приятель хозяинов!.. Директором ноне он, огромные тыщи в голове содержит. А ведь вместе нас вошь-то ела!
— Где ты пальто такое достал? — опять перебил Митька. — Дырка, а не пальто.
— Так, но случаю… — со вздохом уклонился Санька. — Напрокат в одном месте взял… И тут глазами мы с ним встренулись, и страшно мне стало, вдруг узнает? Сам бы себя съел, чтоб не видно было. «Что ж ты, — думаю, — Велосипед, рядышком с ним не катишься? Катись, катись но кругу своей жизни, чортова машина…»
— Может, и ему на тебя стыдно было смотреть! — прикрикнул Митька, подымаясь с постели.
— Не-е, он и не заметил меня: дамочка к нему примкнула, а сам портфель держит с делами… на всю республику дела! И дамочка, сознаюсь, превосходная. Вот и я так же, только на бульваре. Мокро, дрызготня, осень… иду и держусь в кармане за последнюю трешницу. Вдруг сидит в сторонке одна, и цветочки на грудке торчат, чтоб и задорно было, и неприметно со стороны. Подсел… «Виноват, — говорю, — какая это растения у вас, извините за нескромность? Я уж давно интересуюсь таким бутоном!» А она мне: «Вы шутите. Это есть простая фиялка!» — «Я очень восхищен фиялкой, — говорю. — Чего вы на усы мне смотрите? Ежели сбрить, так еще лучше рость будут!» А сам вижу: сократили барышню по службе, вот и надоумилась на бульвар за хлебом итти…
— Сволочь ты! — сказал Митька, и губа его брезгливо отвисла.
— Погоди, хозяин!.. Размечтался я. Мое ведь ремесло редкое: я до войны сапожные колодки делал. Буду, думаю, сызнова дерево строгать, куплю певчую птицу на Трубе, а барышня пускай мне щи варит, постирает… жить станем. Все лучше, чем этак трешницы чужие караулить. И только я с силами собрался жизнь ей предложить, она вдруг встает: «Что ж, — говорит, — вам попусту ухаживать? Деньги-то есть?» (противно ей стало, хозяин!) — «Х-а, — отвечаю, —гражданочка, мы не прочь. Развлечение приносит нам наслаждение. Зовут меня Велосипед, а вас, небось, Маруся? Пойдемте!»
— Красивая? — перебил Митька.
