Домой вернулся благополучно. В темном коридоре оставил грязные ботинки.
Ольга Ивановна не спала. Даже при тусклом свете коптилки Геннадий разглядел бледное от беспокойства лицо матери. Он бережно поставил приемник на табурет.
— Мамочка, не сердись. Мы же Москву услышим!
— Ты погубишь себя, Геннадий!
— Мама, но как же иначе? Мы должны узнать, что делается в мире, что с Москвой? Давай пока спрячем его в сарай…
Утром пришел Миша. Геннадий рассказал о своей добыче.
— Ой ты! — только и мог сказать в восторге Миша.
В сарае Геннадий показал Мише небольшой радиоприемник, прикрытый кирпичами.
— Вот с проводами чепуха. Пойдем посмотрим.
Ребята осмотрели стоящий неподалеку от дома столб. Обрезанный немецкими связистами, короткий провод болтался на ветру.
— Гень, а когтей-то нету. Попробуй, залезь!
— Спорим, — глаза Геннадия сузились.
— О чем?
— Что я соединю этот провод!
— С когтями, конечно?
— Без ничего.
— Спорим, — Миша протянул руку, но, увидев загоревшиеся глаза друга, спрятал ее за спину.
— Сдрейфил? То-то, не спорь, если не знаешь сил другого.
Когда сумерки окутали город, друзья принялись за работу. Геня привязал к проводу веревку и подтянул к столбу. Затем привязал веревку к левой руке, поплевал на ладони.
— Подожди, прыткий какой! Резиновые перчатки надо. Током ударит.
— Свет включают позже, сейчас его еще нет.
Руки и ноги обвили столб. Тело напружинилось. Второй обхват, третий, четвертый…
Из дома вышла Ольга Ивановна. Увидела Мишу с высоко запрокинутой головой, посмотрела вверх… и обмерла. В любую минуту Геннадий мог сорваться. Закричать нельзя, приказать немедленно спуститься вниз — тоже. И она молча смотрела на сына.
Вот так же, еще в четвертом классе, вздумал он с товарищами забраться на высокий тополь. Залезли на крышу дома. Товарищ прыгнул первым, цепко ухватился за ветку и сразу стал ногами на другую. А Геннадий был меньше ростом, ноги до ветки не доставали, и он болтал ими в воздухе. «Боже мой, обломится ветка, убьется… убьется», — шептала мать, а он тем временем, по совету товарища, раскачался, нашел опору, встал на ветку.
Геннадий соединил концы провода. Осторожно начал спускаться. Последние два метра сполз. Руки горели, как от ожога. Молча обулся, натянул пальто, облизал пересохшие губы.
Мать сердито смотрела на сына.
— Тетя Оля, да ведь он же ничего плохого не сделал, — заступился Миша.
— Молчи, заступник.
Вечером с Николаем Ивановичем внесли радиоприемник. Долго возились с ним. Притихшая Ольга Ивановна ждала, когда загорятся огоньки, осветят шкалу. Но приемник молчал.
