Мёртвая зыбь | страница 38
— Когда стихла пурга, откопались они. Вытащили любимого командира, укладывая его снова на нарты. А он уже не кашлял, не требовал везти его вперед. Умер в снегу наш герой, — и капитан встал. Поднялись и все присутствующие, пока он не сел, заканчивая: — Матросы хотели довезти его тело до Северного полюса. И через десяток верст и многих торосов все небо вдруг засияло, осветилось как бы прожекторами множества судов из-за горизонта. И вершина трепетного светового шатра как раз на Полярной звезде пришлась.
— Ну, ваше благородье, видать, доставили мы тебя к твоему Полюсу, — сказали братцы мертвому командиру и решили, что не оставят его здесь, а предадут земле, как Богом велено.
Вконец измученные совершили они этот подвиг. Добрались до острова Рудольфа. Из остатков погибшего во льдах судна былых экспедиций смастерили большой крест и похоронили Седова вот здесь, — и капитан показал на иллюминатор, где виднелся берег.
— Еле живые, добрались они до бухты Тикси и человеческого жилья, где получили на двоих четверть спирта…
Проникновенный рассказ капитана завершился на самом острове, когда Борис Ефимович провел Кренкеля с Толстиковым и Званцевым к могиле Георгия Седова.
Несмотря на мороз, несколько минут молча простояли они перед потемневшим от времени деревянным крестом с надписью “Лейтенантъ русскаго Его императорскаго велiчества флота Георгiй Седовъ”.
Званцев сидел в салоне капитана, расшифровывая свою стенограмму рассказа Бориса Ефимовича о Седове, когда вошел Кренкель со словами:
— Мы с вами только что видели деревянный крест — символ любви русских матросов к своему командиру. А вот реликвии, оставленные побывавшей здесь заграничной экспедицией. Не похожи на знаки любви экипажа к своим начальникам. А вернее сказать, командиров к подчиненным, — и он положил перед Званцевым чековую книжку европейского банка и наручники с железной цепью. — Вот, ребята на берегу из-подо льда вытащили. Покажите Фадееву.
Эти реликвии Званцев свято хранил много лет.
—“Страшнее нет, когда мертвец себя покажет после смерти”. — странно начал Кренкель, когда на следующий день все, как обычно, собрались в салоне капитана. — Вчера мы отдали дань чести истинным полярным Героям, матросам и их командиру Георгию Седову. А на корабле его имени мы рассказываем о героических полярных буднях, и получается будто все мы герои. И о себе такое сообщу. Я хочу вам рассказать, что никакой я не герой и не наши будни здесь героичны. И придется мне рассказать о самой позорной странице своей полярной жизни, где я выгляжу сомнительным героем. Слабонервных дам прошу на время покинуть салон, поскольку речь пойдет о потусторонней жизни или о ее проявлениях после смерти.