- Извини, - говорю я, смотря на что угодно, но только не на него. Папа не отпускал мою руку, и мне пришлось посмотреть на него. Он уставился на меня дикими глазами. Он не знает, где он, и этот факт заставляет меня застыть от ужаса. Его рука всё ещё сжимает мою, и я не знаю, как далеко он зайдет. – Папа, - проскулила я.
- Ты похожа на неё. Я не вынесу этого.
Сказав это, он отбрасывает мою руку в сторону и направляется в сторону кухни. Я слышу звон, а потом всё успокаивается. Знаю, он ест спагетти и гамбургеры, которые я приготовила. Я оставила блюдо, завёрнутое в плёнку, на столе для него. Я не знала, когда он вернётся. Иногда он приходил сразу после работы, а иногда оставался в баре до поздней ночи. В этом случае, когда он приходил домой, я уже спала. Я хотела бы, чтобы он пошёл в бар. Я наблюдаю за тем, как дома после работы он напивается. По крайней мере, когда он это делает, я бы не хотела это видеть.
Скользнув по лестнице, я иду в свою комнату, создавая между нами как можно больше максимального расстояния. Жаль, что у меня нет телефона или компьютера, или ноутбука, чтобы посмотреть о том хозяйственном магазинчике, о котором рассказывал Рэн – мне нужно что-то сделать, чтобы забыть всё то, что только что произошло внизу. Я встаю перед зеркалом и поднимаю рубашку, чтобы увидеть красную отметину в том месте, где моя спина ударилась о стол. Утром будет болеть.
Сегодня мне абсолютно не было жаль своего папу. Может, он слишком много выпил. Это не первый раз, когда я причиняю себе боль в попытках помочь ему. Я не знаю, почему продолжаю пытаться, но не смогу изменить себя как-либо.
Я не желаю больше смотреть на эту отметину, поэтому опускаю рубашку. Схватив блокнот, я ложусь на кровать и начинаю рисовать. Я думаю о мальчике, который заставил меня почувствовать себя другой впервые за многие годы. Я хочу вернуться в столовую в то время, когда мы принадлежали только друг другу. Вспомнив про брауни, я подхожу к рюкзаку и достаю сверток. Я подумывала съесть его, но решила сохранить и положила в тумбочку.
Я бы хотела верить в его слова, а не Кристен, но они всё ещё в моей памяти. Трудно поверить во что-то хорошее, когда чёрная полоса длится так долго. Зачем ей лгать? Она казалась мне злобной при разговоре этим утром в приемной. Я знала, что она хотела запустить коготки в Рэна или хотя бы попытаться. Если же она думала, что Рэн действительно такой плохой, то зачем он ей?
Я прокручиваю в голове всё то, что она сказала в приёмной, не замечая меня. Она говорила, что он мудак, но ей всё равно. Я знаю такой тип девушек. Но не понимаю. Мне хотелось сладкой и нежной любви.
