С винтовкой и пером | страница 39
В это время Тодорский был назначен командиром 1-й бригады 20-й стрелковой дивизии, включенной в 11-ю армию. Костяк бригады составляли бойцы и командиры расформированной 39-й дивизии. В середине апреля бригада с развернутыми знаменами вступила в Петровск-Порт (ныне Махачкала).
В Петровск-Порт, вспоминал Тодорский, приехали командующий Кавказским фронтом М. Н. Тухачевский, член Реввоенсовета фронта Г. К. Орджоникидзе, командующий 11-й армией М. К. Левандовский и член РВС армии С. М. Киров[115].
27 апреля трудящиеся Баку подняли восстание против мусаватистов. В тот же день в ответ на обращение Временного революционного комитета Азербайджана к правительству РСФСР с предложением союза и с просьбой о помощи части 11-й армии перешли в наступление. 1-я и 2-я бригады 20-й дивизии под командованием Тодорского следовали за наступающими полками 28-й и 32-й дивизий, являясь частью армейского резерва[116].
Недалеко от Дербента Тодорский впервые встретился с Орджоникидзе. Произошло это при не совсем обычных обстоятельствах. Желая скорее выполнить приказ и быстрее добраться до места, жалея разутые ноги красноармейцев, Тодорский решил самовольно посадить 173-й стрелковый полк своей бригады, численно к тому времени небольшой, на первый следовавший в Баку поезд. В течение нескольких минут весь личный состав полка был в вагонах, между вагонами и на их крышах. И в этот момент комбригу доложили, что его срочно вызывает неведомо как оказавшийся на этом полустанке Орджоникидзе.
«Я не могу образно передать сейчас, – рассказывал Тодорский, – какие стрелы летели из огневых глаз Серго, когда перед ним понуро стоял командир бригады. Приговор был краток: «Комбрига Тодорского арестовать на трое суток, комполка Харламова на одни».
Разгружался полк с поезда медленнее, чем погружался. За это время Орджоникидзе успел наговориться с десятками красноармейцев, жадно его обступивших и внимательно слушавших каждое его слово. С каждой минутой, продолжал Тодорский, «таяли гневные тучи, собравшиеся над нашими головами. Орджоникидзе уже не мог больше метать стрелы из глаз, его глаза светлели, как светлело все кругом нас, и, наконец, он заулыбался и рассмеялся. Уж очень хороши были наши бойцы, чтобы можно было Орджоникидзе удержаться от улыбки.
Приговор был отменен, и с боевыми песнями пошли мы вперед, действительно образцовым походным порядком»