Может это от того, что мы так мало времени стали проводить вместе. Когда мы видимся? Полчаса перед работой? Час-полтора вечером после работы и это в том случае если Сашка не приходит тогда, когда я уже сплю. По субботам он тоже вечно занят. А теперь еще и эти командировки. Да, у нас остается еще воскресенье. Сашка отсыпается полдня, потом начинаются звонки, и остальную часть дня мы общаемся практически как глухонемые - знаками. Он, с вечным телефоном у уха, с какими-то бумагами в руках, показывает что бы ему хотелось, а я киваю как китайский болванчик. Да, есть еще вечер воскресенья, когда мы молча валяемся перед телеком. Сашка гладит мою спину и волосы. Мы занимаемся любовью перед сном. Без особой страсти, а скорее потому что заняться этим не спеша не будет возможности целую неделю. Опять вязкая рутина, что незаметно пеленает тебя по рукам и ногам, лишая чувств, приглушая краски и звуки.
Неужели это и есть то самое "и жили они долго и счастливо"? Это монотонное существование, без взрывов и потрясений, без надрыва и риска, но и без особых эмоций. Тогда понятно почему "умерли в один день". От тоски видимо. Или от скуки.
Сон опять пришёл незаметно. И вот опять я чувствую сильное тело, прижавшееся ко мне сзади. Горячее, живое тело, вжимающее меня в стену, распластывающее меня своим напором и обжигающей силой неприкрытого вожделения. Обе мои руки прижаты у меня над головой в крепких тисках длинных мужских пальцев. И в этот раз я совершенно точно знаю, что это не Саша. Вторая рука Ромы жадно и бесцеремонно блуждает по моему телу, заставляя оживать всю мою кожу в желании продлить эти дерзкие ласки. Рука замирает на моем обнаженном животе так близко, и все же не касаясь.
-Я чувствую, как ты пахнешь! Ты уже вся влажная для меня! - хриплый шепот и зубы прикусывают мочку моего уха
Я вскрикиваю и выгибаюсь, вжимая свою попку в жесткую, раскаленную восставшую плоть. Рома стонет в ответ и его бедра дергаются мне навстречу, плотнее прижимая меня к стене и давая кожей ощутить каждый, твердый как камень, сантиметр его уже полностью готового члена.
Он целует мои плечи и шею, и эти поцелуи сначала нежные и влажные, становятся все жестче. Почти укусы, оставляющие горящие следы на коже, кричащие о том, что он на пределе, что его потребность во мне уже просто невыносима.
Я извиваюсь, пытаясь вырвать руки из цепкого захвата его пальцев. Я хочу сама прикасаться к нему. Хочу гладить и царапать его кожу, хочу почувствовать движение его мускулов под гладкой кожей. Хочу смотреть, как его глаза стекленеют от наслаждения, а лицо искажается в первобытной муке наслаждения.
