После смерти отца Твеира, желание служить в Темной Страже боролось в нем с долгом главы семьи: позаботиться о матери и младшей сестренке. Но мать — мудрая женщина! — настояла: «Мужчина должен сражаться, чтобы женщины и дети жили!»
Каждый раз, когда Твеир упоминал о сестре (это, наверное, единственная тема, на которую он говорил с охотой), перед глазами Марена вставало лицо Деи — его собственной сестры, кровной дочери короля. В ее присутствии, пусть и молчаливом — даже, когда она и разговаривать еще не умела, — принц чувствовал умиротворение и покой. Тяжесть, что обычно давила на плечи, словно ответственность за судьбу всего Мира, уходила на второй план. Все становилось легко и понятно — ты здесь, и ты жив, а все вокруг подождет.
И сейчас в школе, вдали от нее, неподъемный груз вновь навалился всем своим весом.
Нет, это не угнетало, не делало слабым. Это больше походило на тяжелый взгляд, на сотни и тысячи взглядов «упертых» в спину. Словно от каждого принятого решения зависит не только твоя жизнь, но и жизни многих. Словно за тобой неустанно наблюдают.
Праотец говорил, что именно так себя чувствует Настоящий Король. И именно таким, по его словам, был Инген.
…Первый виток в Мор де Аесир для Марена пролетел незаметно.
С первых же дней, как и сказал главный наставник, Марен занимался отдельно. Вместе со всеми, но в стороне. Но при всем желании, учителя не могли не видеть, как легко принц осваивает любые приемы. Он повторял их так, будто знал наизусть, будто это естественные для него движения. Меч в ладони становился продолжением руки и, что называется, «парил» — легко и непринужденно.
Все это относилось и к двуручному мечу. Правда, дахондиру, логмесу или ваирлоту принц предпочитал хедмор. Он занимался с ним ежедневно, бывало и после заката. Клинок в руках принца оживал и «насвистывал» рассекаемым воздухом затейливые мелодии. Сталь сливалась в мерцающие полукружья, уследить за которыми не представлялось возможным.
С той же легкостью он орудовал и двумя короткими мечами, которые назывались «парными» — потому как использовались в паре со щитом или вторым мечом; и маскатом, который, по сути своей, являлся полуторным, но в руках юного принца выглядел, как настоящий «двуручник».
К маскату как раз Марен и питал наибольшую «привязанность». А то, что он проделывал с двумя такими мечами, повторить не смог бы никто, во всем Ардегралетте. Но никто и не видел этого — принц никогда не выходил на поединки на занятиях.
