— Тьен, погоди! — белобрысый нагнал приятеля уже у реки. — Ну, как сегодня?
— Нормально.
Улов Валет скинул сидевшему на перекрестке Речной и Почтовой нищему. Таскать все с собой было небезопасно: жандармы в слободе прикормленные, но случалось, стопорили кого-нибудь из колоды — надо же было показать, что не зря форму носят. В кармане осталось лишь несколько монет, купить чего-нибудь перекусить, да портсигар.
— Ух ты! — восхитился Шут, вне колоды становившийся просто Лансом. — Дай позырить.
— Руки! — прикрикнул Тьен. — Сам не насмотрелся.
Рассмотрел в мелочах с одного только взгляда, когда высокий, небедно одетый господин, которого непонятно каким ветром занесло на окраину города, вынул портсигар из кармана, но еще не насмотрелся. А вещица была занятная: серебро, затейливая чеканка, накладки из слоновьей кости в виде пышной розы.
Вор вытащил тонкую папироску, обнюхал, медленно протянув под носом, — куда там дешевому развесному табаку! — и достал из кармана спички.
— Себе оставлю, — решил он, выпуская в воздух струйку легкого дыма.
— Это ж месяц жизни! — попытался урезонить его Ланс, навскидку оценив товар.
— И так не бедствуем.
— Ты-то — да…
Валет подозрительно сощурился — глаза, словно два изумруда, блеснули под густыми черными ресницами.
— Опять проигрался? — спросил он сурово.
— Ну-у…
— И Манон? В самом деле выгнала? — Только сейчас заметил, что приятель прижимает к груди тощий узелок.
— Ну-у…
— Дурак, — со вздохом прокомментировал эти новости Валет. — И куда пойдешь?
— Ну-у…
— И не мечтай!
— Хоть пару деньков! — взмолился Шут. — Она отходчивая, ты же знаешь. Завтра-послезавтра сама назад позовет.
Тьен знал. По его мнению, с подружкой приятелю повезло, и не только в том смысле, что девица при собственном жилье и при заработке, а вообще. Хозяйка, каких поискать, добрая, не болтливая. Умная… если не считать, что с дурнем этим связалась. Так он ей раньше не такие, как сегодня, серенады пел. Лет с пятнадцати за ней бегал, цветочки носил, камушки в окно кидал… Точно, сама позовет. Хоть Шут за свои гульки и не заслуживает.
— Ладно, — сжалился вор. — Идем.
В Торговую слободу Валет, который тогда еще не был валетом, попал лет десять назад. Его привела какая-то старуха — то ли бабка, то ли тетка, то ли совсем чужая женщина, где-то подобравшая хорошенького темноволосого мальчика с нереально-зелеными, добрыми и ясными глазенками. Привела, усадила на Людном перекрестке… И на том перекрестке он просидел без малого три года. Днем менял без счета монетки на пирожки или сладости с лотков, вечером приходила горбатая Нэн, сгребала в карманы собранную им милостыню и тащила в ночлежку у реки, чтобы поутру опять привести на знакомое место. Прохожие охотно подавали скромному миловидному ребенку, но когда с румяных щечек спала детская припухлость, а в зеленых глазах появились лукавые искорки, стали обходить стороной, опасливо придерживая мошну. Зато подросшим мальчишкой заинтересовались другие — не слободские, тут таких не жаловали — те, что искали по городу смазливых детишек и сдавали в угоду похотливым толстосумам. В тот вечер, когда Тьен повстречался с ними в пустой подворотне, он и лишился недавно сменившегося переднего зуба. И познакомился с Шутом, который тогда уже был шутом.
