Но нет, потом мы пошли в этот чертов Кафедральный собор, где Лиз собиралась прочитать нам еще одну лекцию. К тому времени, как мы наконец направились к машинам, я просто с ног валился от усталости и был безумно раздражен, а еще я намеревался сделать все, чтобы не оказаться в машине, которую поведет Дональд, потому что он — самый худший водитель из всех, кого я знаю.
— Хуже тебя, дорогой? — ухмыльнулась Джессика.
Флин не заметил ее иронии:
— Намного, намного хуже. Поверь мне. В любом случае, ехать в машине Лиз казалось мне делом более безопасным, но только до тех пор, пока Поппи и ее сестрица Алиса не начали этот «песенный круговорот». «О, Флин, неужели ты никогда не играл в такую игру, — спросила меня Поппи. — Это очень просто: я пою первую строчку, потом на второй строчке вступает мамочка, а я продолжаю петь, потом к нам присоединяется Алиса, а потом ты и так далее. Ты ведь умеешь петь, да?»
Петь-то я умею, думал тогда про себя Флин, — но это всегда заставляло его чувствовать себя как-то неловко, особенно когда он в компании из четырех человек был единственным мужчиной. Лиз начала первый «песенный круг»: «Лондон пылает, Лондон в огне».
Потом Алиса пропела ту же самую строчку, пока Лиз выводила вторую: «Пожарные машины, машины вызывай».
В тот момент, когда должен был вступить Флин, все — Лиз, Алиса и Поппи — смотрели на него в зеркало и радостно кивали ему. И вот, когда он должен был открыть рот и запеть, он не мог выдавить ни звука от смущения.
— Ну давай, твоя очередь вступать, — сказала Алиса, все еще пытаясь приободрить его.
— Вообще-то, я неважно пою.
Флин понимал, что это прозвучало не очень убедительно.
— Ерунда, чтобы спеть эту песню, быть профессиональным исполнителем вовсе необязательно, — насмехалась над ним Лиз.
— Начинай, Флин, это же так весело, честное слово.
Черная туча отчаяния заволокла небо над его головой, а потом окутала его со всех сторон. И из глубины этой тучи он затянул наконец свою строчку.
— Ну вот. Ничего сложного, правда? — одобряюще улыбнулась ему Поппи.
— Только вот когда поешь, лучше не фальшивить. Так звучит гораздо приятнее.
— Мама, ну что ты придираешься к нему! Пусть Флин поет так, как ему нравится. Так, какую поем дальше?
Следующий «круг» был гораздо более сложным для исполнения, и Флин, как ни пытался, никак не мог вступить вовремя.
— Слушайте, извините меня, но я только порчу вам все веселье, так что пойте без меня. Я просто послушаю, как это правильно делается, — взмолился он.
