Бремя славы | страница 4
Е р м а к о в. Если бы эта машина побывала здесь и увидела, в каких условиях мы трудимся, она взяла бы свои слова обратно. Мои ребята, те действительно работают. А я… (Махнул рукой.) Вся моя заслуга в том, что я никого к ним не пускаю. Ни журналистов, ни медведей. Пока не сдадим объект. Зазнаются еще. Не все выдерживают испытания славой.
М а к е д о н с к и й. А вы? Упиваетесь славой в одиночку?
Е р м а к о в. Я с удовольствием переложил бы ее на ваши плечи.
М а к е д о н с к и й. Это вы только говорите. На самом деле вам нравится быть знаменитым. Признайтесь. Бремя славы никого еще не тяготило.
Е р м а к о в. Откуда знать это вам, пока что незнаменитому?
М а к е д о н с к и й. Знаю. Только незнаменитые и знают настоящую цену славе. Возьмите, к примеру, Моцарта и Сальери.
Е р м а к о в (улыбается). Уж не хотите ли вы меня отравить?
М а к е д о н с к и й. Вам смешно. Вас знает вся страна… Сколько вам лет?
Е р м а к о в. Двадцать два.
М а к е д о н с к и й. А мне уже двадцать три. И фамилия у меня звучная — Македонский. А славы нет. Стихи пишу — не печатают. Может, рискнете? Послушаете?
Е р м а к о в. Но я же не критик.
М а к е д о н с к и й. Вы — Ермаков! Об этом крае стихи, о руднике.
Е р м а к о в (помедлив, махнул рукой). Давай! Где наша не пропадала!
М а к е д о н с к и й (обрадовался). У меня их тут целый чемоданчик! (Берется за портфель-чемоданчик.)
Е р м а к о в (в испуге). Что?! А вагончик и маленькую тележку не прихватил?!
М а к е д о н с к и й (горестно). Вот и все так — шарахаются от этого чемоданчика. Будто в нем не стихи, а змеи гремучие… бомбы… грехи господни.
Е р м а к о в (явно жалея его). Ладно, выкладывай свои грехи, Македонский. Только те, которые покороче. И жарь в темпе. Не то… не то тебе придется писать обо мне трагедию.
М а к е д о н с к и й (радостно). Усек! Начинаю. (Декламирует.)
Ну как?
Е р м а к о в. Железно. (Жмет ему руку.) Берем для нашей стенгазеты. Дадим прямо в следующем номере.
М а к е д о н с к и й