«С тобой все в порядке, — снова и снова мысленно повторяет он. — Ты сделал это». Однако в глубине души Скотт все еще не может поверить, что им с мальчиком удалось спастись.
— Спасибо, — едва слышно произносит он, когда пикап, поднявшись по пандусу, останавливается у приемного покоя Монтокской больницы. Открыв дверь здоровым плечом, он выбирается из машины, чувствуя, что настолько устал, что едва может стоять на ногах. Утренний туман уже исчез, и Скотт с наслаждением подставляет солнечным лучам спину и плечи. Он помогает мальчику спрыгнуть из кабины на асфальт. Вместе они с трудом ковыляют ко входу в больницу.
В приемном покое почти пусто. В углу сидит мужчина средних лет, прижимая к голове пакет со льдом, и с его запястья на покрытый линолеумом пол стекают струйки воды. В другом конце помещения устроилась пожилая супружеская пара. Старики держатся за руки. Женщина время от времени кашляет в скомканный бумажный платок.
В помещении регистратуры, отделенном от приемного покоя стеклом, сидит медсестра. Скотт, прихрамывая, подходит к ней. Мальчик следует за ним.
— Привет, — говорит Скотт.
Сестра окидывает его быстрым взглядом. Судя по надписи на значке, приколотом к ее халату, ее зовут Мелани. Скотт пытается представить, как выглядит со стороны, и понимает, что вид у него по меньшей мере странный.
— Мы попали в авиакатастрофу, — говорит он.
Произнесенные вслух, эти слова звучат дико и неправдоподобно. Медсестра слегка прищуривается.
— Простите, что вы сказали?
— Мы были на борту частного самолета, вылетевшего с Мартас-Вайнъярд. Самолет упал в море и разбился. Думаю, у нас переохлаждение, и еще я не могу двигать левой рукой. Возможно, у меня сломана ключица.
Медсестра все еще не в состоянии осознать смысл слов Скотта.
— Вы имеете в виду, что самолет потерпел катастрофу над морем, то есть рухнул в воду?
— Да. Потом мы долго плыли. Думаю, я проплыл миль десять или пятнадцать. Нам удалось выбраться на берег примерно час назад. Какой-то рыбак привез нас сюда.
Скотт закрывает глаза, чувствуя, что у него снова начинает кружиться голова.
— Послушайте, — говорит он после паузы, — может, нам все-таки окажут какую-нибудь помощь? По крайней мере, мальчику. Ему всего четыре года.
Медсестра переводит взгляд на мокрого, дрожащего ребенка.
— Это ваш сын?
— Если я скажу «да», вы позовете врача?
— А вот грубить совершенно ни к чему, — фыркает сестра.
Скотт стискивает зубы, и на щеках у него вспухают желваки.
