— Может, тебе, лежебока, еще и перину в цех принести? — ехидно спросил мастер. — Хамье чумазое! Штраф плати! Бездельникам потрафлять не намерен!
Дядя Прохор оттолкнул мастера от Архипа.
— Угомонись! Нашел кого штрафом запугивать! Парнишка наравне со взрослыми изо всех сил старается. Извелся на работе. А получает сколько? С гулькин нос! А ты его еще и штрафовать…
— Ты, Прохор, свои законы не диктуй, — ответил мастер. — Хозяину виднее, кому сколько платить надобно. А ежели ему работа не по нраву, пусть сматывается — скатертью дорога! Другого на его место подыщем. От желающих отбоя нет. Сам знаешь, сколько безработных по улицам слоняется… Оштрафую непременно! Чтобы другим неповадно было.
— Только попробуй! — Дядя Прохор сжал кулаки. — Парнишку в обиду не дам!
Рабочие поддержали дядю Прохора, стали кричать на мастера. Кто-то даже предложил немедленно к заводчику с жалобой отправиться. Мастер побоялся, как бы митинг не возник, и не стал дальше спорить.
— Так и быть, со штрафом повременю. Но случись в другой раз что-то подобное — Архипку вышвырну с завода как щенка!
В субботнюю получку Архип впервые завернул в один из кабаков, что густо гнездились вокруг завода. Встретил там приятелей и загулял с ними. Слушал сиповатый хрип граммофона, хмельное пение посетителей, и на душе час от часу делалось легче. В пьяном угаре забылись и упреки мастера, и тяготы окаянной заводской жизни.
В полночь, когда в кармане Архипа не осталось и гроша, возле кабацкой стойки неожиданно появился дядя Прохор. Запорожские усы его свисали угрюмо, глаза смотрели укоризненно. Он отстранил от Архипа стакан с водкой, буркнул кратко:
— По всему городу разыскиваю его. А он вон где душу отводит… Веселое местечко нашел, что и говорить…
Ни в эту ночь, когда они вдвоем брели по пустынной улице к дому, ни на следующее утро, когда Архип, проснувшись, мучился не столько от страшной головной боли, сколько от сознания своей вины за бессмысленно растраченную получку, дядя Прохор с ним не разговаривал. Молча шли они на завод и молча обратно. Так продолжалось целую неделю. И лишь в воскресенье, вернувшись откуда-то с новенькой гармошкой под мышкой, дядя Прохор нарушил обет молчания. Протянул гармонику Архипу и сказал:
— Прими в подарок. Будешь обучаться музыке. Это полезнее, чем шляться по кабакам.
Кто бы мог подумать, что угрюмый молчун дядя Прохор в детстве был баянистом, знал множество песен и даже разбирался в нотах! По вечерам они вдвоем пели песни, которых Архип прежде никогда не слышал. Одна из них — на мотив популярной «Дубинушки», но с иными словами — особенно полюбилась ему. Дядя Прохор затягивал ее чаще других:
