Быть может, по той простой причине, что Грэг… Что Грэг любил ее?
— Грэг… Я… Я… — Милена ощутила, что слезы катятся по ее щекам и что перед глазами возникла прозрачная пелена. — Я хочу сказать, что…
Люблю тебя! Ну, или, по крайней мере, хочу оказаться с тобой в постели.
— Мэм, не говорите того, что может быть опасно и о чем будете впоследствии сожалеть, — раздался его спокойный голос, и Милена была рада, что слезы застилают ей глаза и что она не видит его лица. Столь же красивого, сколь и безжалостного.
— И еще, мэм, это не вы должны сказать мне, а я должен внести ясность и довести до вашего сведения, что…
В этот момент из Золотой столовой донесся грохот посуды и дикий вопль. Грэг, извинившись, метнулся в сторону.
Милена осталась в коридоре, снова повернувшись лицом, по которому градом катились слезы, к окну. Он так и не успел довести до завершения свою фразу, но и так было понятно, что он хотел сказать.
Что он, конечно, польщен, однако не намерен становиться любовником первой леди. И что она должна понять, должна осознать, должна образумиться и так далее и тому подобное.
Но в этом-то и дело: Милена больше не хотела понимать. Не хотела осознавать. Не хотела образумиться.
Хотя и знала, что Грэг прав. И что надо. Но она всю жизнь поступала как надо. Так почему бы раз в жизни не поступить как хочется!
Милена не вернулась в Золотую столовую, так как ей было совершенно наплевать на то, что там произошло: наверное, упившаяся до чертиков Ясна что-то учудила. Или подрались Делберт-младший и Джереми. Или Злата, впав в истерику, забралась на стол и, расшвыривая своими идеальными ножками тарелки, сплясала канкан. Или…
Ей было на это решительно наплевать.
Милена поднялась к себе и, чувствуя усиливающуюся головную боль, не переодеваясь (только сняв с шеи проклятое тяжеленное ожерелье и положив его на каминную доску), прилегла на диван. Она не пыталась понять, не побывал ли Гордион в ее комнате и не оставил ли он новую весточку. На это ей тоже было наплевать не менее решительно.
Она прикрыла глаза, желая расслабиться и, ни о чем не думая, просто лежать — хотя бы четверть часа. А потом (но об этом думать не хотелось, пока не истекли отпущенные ей же самой пятнадцать минут) подняться, привести себя в порядок, снова украсить шею ошейником за миллион баксов и спуститься вниз, к гостям.
Ко всем этим гиенам, шакалам и выдрам, которые собрались в Золотой столовой.
* * *
…Милена проснулась внезапно, как будто ее кто-то толкнул. Раскрыв глаза, она не могла сначала понять, что с ней происходит. И только потом осознала, что она находится у себя в апартаментах, в которых царила полная темнота.
