Наконец, она сунула его под одну из полок с обувью, не забыв для себя отметить, что при первой же возможности передаст его Грэгу и попросит его людей проверить сие печатное издание на факт наличия отпечатков пальцев, зашла в ванную, чтобы вымыть руки, и увидела на зеркале надпись своей же губной помадой.
«Пламенный привет от Гордиона».
Милена тотчас бросилась ее стирать, чувствуя, что у нее сильно-сильно колотится сердце. Вдруг она подумала: а не причастен ли Гордион к попытке очернить Тициана? Эта мысль показалась ей разумной, и она, чувствуя тупую боль за грудиной, вернулась в гостиную и плюхнулась на софу.
Одно дело — пугать и шантажировать ее. И совсем другое — пытаться навредить ее сыну. Этого она так не оставит.
И надеяться она могла только на саму себя, потому что доверять не могла никому. Даже Грэгу. Потому что не могла полностью исключить то, что он все же может являться Гордионом и работать на коварных русских.
* * *
Ужин в Сочельник протекал весьма странно. Члены семьи, а также некоторые ближайшие работники Делберта собрались в Золотой столовой, пышно декорированной и превращенной в замок Санта-Клауса.
Даже эта француженка, пересилив себя, появилась, впрочем, она уже успела напиться вдрызг и, полулежа в кресле, вливала в себя один за другим бокалы коллекционного, французского же шампанского.
Только вот китайский посол вместе со своими людьми отсутствовал — сначала он требовал предоставить ему возможность вылететь обратно в Вашингтон, потом долго говорил о чем-то с пекинским начальством и, наконец, заполучив целое Восточное (как и подобает представителю Поднебесной) крыло «Зимнего Белого дома», заперся у себя в апартаментах и, сказавшись больным, отказался принять участие в торжественном ужине.
Часы показывали начало девятого, а Делберта еще не было, хотя он всегда — именно что всегда! — ужинал ровно в восемь. И, став президентом, строго придерживался устоявшихся ритуалов, поставив своему штабу жесткое условие, что никаких вечерних встреч и совещаний у него не будет.
Опаздывать было не в его стиле. Облаченная в сверкающее серебристое платье, Милена вопросительно посмотрела на стоявшего у дверей Грэга (полчаса назад она отдала ему пакет с журналом, и Догг обещал, что его люди в ближайшие часы пробьют найденные на нем отпечатки пальцев), и тот, подойдя к ней, тихо произнес:
— Президент у себя в кабинете.
Прошло еще несколько минут. Злата (в зеленом и своих любимых изумрудах) шушукалась с облаченным в смокинг Джереми. Их близнецы, за которыми присматривала нянька, уже почивали. Ясна была в пурпурно-лиловом, вся в бриллиантах, причем таких невероятных размеров, что создавалось впечатление, что она нацепила на себя дешевые подделки. Как и эта француженка, Ясна напивалась с невероятной быстротой, только не коллекционным французским шампанским, а довольно посредственным шотландским скотчем. Стилист Луи-Огюст, на этот раз без всякой мишуры, а тоже в смокинге, правда, розового цвета, ухаживал за ней, рассказывая глуповатые анекдоты.
