— Месье президент! — раздался громкий голос с аффектированным французским акцентом, около Делберта возник всегда сопровождавший его стилист Луи-Огюст, верткий тип с седой бородкой и седыми же космами, рекомендованный Делберту этой француженкой.
Милена старалась не думать об этой француженке, потому что каждый раз ощущала нарастающее чувство тревоги. А что, если…
А что, если то, о чем судачат, правда и эта ультранационалистка, так и не сумевшая в прошлом году стать президентом Франции, пытается все же войти в президентскую семью, правда, американскую?
И выскочить замуж за Делберта?
Сплетня, конечно же, была смехотворная, потому что Делберт был уже женат и его женой была она, Милена. Но факт оставался фактом: эта француженка была любовницей Делберта. И то, о чем миллионы судачили, сами не веря в правдивость подобных предположений, было правдой.
Ведь Милена сама застала их в прошлом году в Белом доме в более чем недвусмысленном положении. Причем эта француженка, ничуть не смущаясь, грациозно (этого у нее было не отнять) поднялась с дивана в Овальном кабинете и, представ перед остолбеневшей Миленой в чем мать родила, произнесла с отличным парижским выговором:
— Дорогая, не могли бы вы подать мне мои трусики?
Те — красные, кружевные — покоились около постамента с бюстом Уинстона Черчилля — водрузить его в Овальном кабинете распорядился Делберт в первый же день своего президентства, так как именно в честь британского премьер-министра получил свое второе имя, чем изрядно кичился.
Муж же, пыхтя, как тюлень, путался в расстегнутой рубашке, стянутом пиджаке, спущенных брюках.
Просьба этой француженки была, безусловно, провокацией. Посему, распахнув настежь дверь, Милена тогда произнесла:
— Франклин, мадам дю Прэ требуется квалифицированная помощь!
И, не дожидаясь появления вышколенного дворецкого, удалилась прочь.
Делберт вечером того же дня заявился к ней «мириться», преподнес коробочку с платиновым перстнем с гигантским изумрудом в обрамлении отборных бриллиантов. Милена никогда бы не надела такую вещицу — уж слишком она была вульгарная, хотя и стоила никак не меньше четверти миллиона долларов.
Однако она приняла ее со своей дежурной улыбкой (и спрятала затем в снятый в одном из нью-йоркских банков сейф, где хранились подарки супруга, человека щедрого, общая стоимость которых перевалила, по подсчетам Милены, за десять миллионов: это была гарантия ее безбедного существования в случае
