— Шухарной! — отметил буец и хотел было потянуться рукою к Стеше, но, встретив ее холодный взгляд, укротил свое намерение, не теряя надежды получить за столь длительное воздержание вознаграждение чуть попозже.
— Завтра уходим, — сказал дядя Ваня, обращаясь к Стеше и, хмельно поерзав на стуле, тяжело поднялся, чтобы идти в «темницу», но не успел выйти за дверь, как оказался в объятиях Гришки Распутина, упавшего как снег на голову.
— Ваня, сукин ты сын, спать, что ль, собрался? Не пойдет такое дело! Возвертайся… Ты посмотри, что я принес!
— Ты давеча, Гришка, — сказал с обидой дядя Ваня, — убег с водкой…
— Потому убег, что запамятовал! — урезонивал его Гришка Распутин и, толкнув на прежнее место, подошел к Стеше, протянул обернутую в газету коробку конфет. Стеша развернула бумагу и, увидев на коробке красочный храм с колоколами, благодарно улыбнулась и привстала. Гришка Распутин подлетел и поцеловал ее левую руку, но не в тыльную сторону, а прямо в ладошку.
— Сегодня, ребята, пьем коньяк!
Дядя Ваня искренне поморщился и пробухтел:
— Ты бы лучше бормотухи принес! Не наше это питво!
— Теперь будет наше! — твердо сказал Гришка Распутин и, найдя удобную минуту для переговоров со Стешей, увел ее за печь. Стеша вышла из комнаты и вернулась с раскрашенной девушкой.
— Сродственница, — коротко сказал Гришка Распутин. — В Иванове живет… Случайно встренулись… — Стараясь говорить обыденным голосом, без волнения, Распутин съезжал на ненужное просторечие, которое, как и сама девушка, ярко напомаженная, не убеждало в искренности родственных чувств.
Дядя Ваня, усекший, чем жертвует нынешней ночью, чтобы не делать из всего невидаль, — Гришку Распутина, слава богу, знали все хорошо, — буднично и просто сказал:
— Сидай! — Опростав между собою и Гришкой Распутиным место, поманил девушку, но, тут же вспомнив про коньяк, досадливо поморщился на дружка. — Дак выкладай, коли что принес!
Пока Гришка Распутин извлекал из вещмешка «питво», противное рабочему классу, Кононов, оказавшись почти напротив ночной гостьи, названной «сродственницей», разглядывал ее по-молодому дерзко, высвечивая два золотых клыка.
— Хотьковская? — спросил Кононов после недолгого раздумья.
— А ты откуда знаешь? — ответила та вопросом на вопрос и пренебрежительно улыбнулась. — А что дальше?
— А рыжего сапожника-грузина знаешь? — еще настойчивее спросил Кононов и тоже ответил улыбкой.
— А дальше что?
— А дальше — Иван Митрофанович! У него я прописан…
