— Все, имеющее начаться, имеет конец…
В этих коротких грустных словах заключалась та смертная связь человека с землей, без которой жизнь была бы никчемной пустышкой.
Уходили старики друг за другом, словно сговорившись об очередности. И пустело пространство, некогда занимаемое ими, но жили их привычки и жесты, приводившие в уныние и радость от сознания, что есть еще нечто, не поддающееся смерти.
Первым из нашей небольшой улочки ушел Беслам Иорданович, оставив после себя Пепуку, старшего десятью годами. Собрался покинуть нас и слегший историк. А жизнь продолжалась: по-прежнему пели во дворе ошалелые дрозды-пересмешники, тоненькими нитями песен как бы увязывая минувшее и настоящее.
В один из осенних вечеров, когда я хотел привести свой запущенный архив в порядок — что-то сжечь, что-то рассортировать по папкам, — ко мне прибежали два замурзанных внука Транквилиона Транквилионовича и сообщили радостно и торжественно:
— Наш дедушка хочет умирать… вы обязательно приходите… а то без вас не умрет! — И они пулей полетели обратно, чтобы поглядеть воочию самим, как будет умирать дедушка.
Поскольку слово «смерть» на грузинском языке имеет изначальное понятие — превращение, дети и спешили увидеть, как дедушка будет превращаться.
Я со смешанным чувством поспешил к умирающему.
Старик лежал чистый, как дух, в белоснежной постели, показывая всем своим кротким видом, что хочет воздать мне честь посвящением в предсмертную тайну.
Встревоженная нависшей смертью семья суетилась с какими-то приготовлениями, наполняя комнаты неестественным леденящим шепотом. Все друг за дружкой двигались из комнаты, в комнату, и, как ни старались не шуметь, но хлопали дверьми, грохотали стульями, всякий раз бросая пристальный взгляд на умирающего. Старик был оставлен один, лицом к лицу со смертью. Лишь любопытство детей в своем недомыслии было прекрасно: они, устроившись у приоткрытой двери, стреляли черными жадными глазами в сторону кровати, где дедушка из последних сил готовился отойти в вечность…
Я сидел молча напротив старика и скорбел, наблюдая, как разгуливает смерть по многочисленным комнатам старинного дома, оскорбляя жизнь насмешливостью здравого смысла… Наконец, когда тягостное приготовление завершилось неестественной тишиной, старик поднял на меня слабые глаза:
— Я позвал вас, чтобы передать вам свой архив. В нем вы найдете много незавершенных работ. Может, вам когда-нибудь захочется покопаться в нем. Не судите строго. Историка из меня, возможно, не получилось… но я делал историю вместе с другими…
