Под утро, поспав, должно быть, с полчаса, я проснулся в тревоге: во сне чья-то черная собака бросилась укусить меня за руку, но что-то помешало ей это сделать, и я проснулся, все еще продолжая испытывать страх. Сон во мне запечатлелся отчетливо, и я понял, что нас ожидает недоброе. Уснуть теперь значило пренебречь сновидением, к тому же, когда снилась собака, сомневаться не приходилось: во все время скитаний примета эта постоянно хранилась в моей памяти.
Я наскоро оделся и заправил постель. Тут же разбудил Кононова и дядю Ваню, таинственно шепнув им, чтоб были готовы к очередному подвоху.
— Разбудите Лешку!
— Чего там? — всполошился дядя Ваня, судорожно ощупывая карманы с деньгами.
— Зовите Лешку!
Пока мы, перешептываясь, убирали постели, сметая следы нашего здесь пребывания, с полатей сошел Тишка и, влезая ногами в сандалики, покосился на Лешку, долго возившегося в спальне, и приложил палец к губам. А когда наконец тот вышел, я измерил его долгим взглядом и сказал, чтоб он никуда не отлучался.
— Что произошло? — поинтересовался он, отвечая на долгий взгляд долгим же, чуть насмешливым взглядом.
— Скоро произойдет…
Кононов нервно ощерился, перехватывая наши взгляды, и показал два золотых зуба.
— Менты?
— Поглядим! — ответил я, еще раз переглянулся с Лешкой и, чтоб не задерживаться на нем, сказал Тишке: — Огородами ступайте… Мы с Сергеем нагоним…
Стараясь не стучать, дядя Ваня вышел из комнаты и по длинному, во всю избу коридору повел к заднему крыльцу остальных. Мы с Кононовым попеременно стучались в «темницу». И когда в ней завозились, толкнули дверь, за которой, прикрываясь ладонями, стоял голый Гришка Распутин, по-своему истолковавший наш визит и потому отпрянувший от топчана, на котором, на измятой и уже серой простыне, ничком лежало молодое существо…
— Отрубилась капитально! — сказал Гришка Распутин, сонно улыбаясь маслеными глазами, и, нашарив на темном полу трусы, начал неторопливо одеваться, кося на нас глазами. — Вы хоть разбудите ее допрежь…
— Поторапливайся! — угрюмо сказал Кононов и, невольно стрельнув глазами на топчан, подняв с пола сброшенное одеяло, укрыл по самые плечи и направился к выходу, знаком намекая Гришке Распутину на опасность.
— Что, снова навели? — взревел Гришка и наспех, на ходу одеваясь, потянулся за нами. — Где Иуда? Я ж говорил, что… — Не успел он закончить, как у палисадника застрекотал мотор мотоцикла.
Кононов приложил палец к губам и дал знак Гришке Распутину следовать за ним к выходу.
