Даже после смерти Бориса Абрамовича Юрий Лужков не простил ему тотального удара, лишившего шанса претендовать на президентское кресло: «Мне Березовский сделал все, что мог. Но я бы не хотел распространяться по этому поводу, сводить личные счеты, так как речь идет о покойнике. Могу только повторить, что ничего хорошего он своей бурной деятельностью ни в России, ни когда уехал из страны, не сделал. Желания встречаться с таким человеком, про которого даже нельзя сказать «Господь с ним!», так как Господь его не примет, у меня никогда не было».
Действительно, железный хозяин Москвы был растерян: всегда всеобщий любимец — теперь растоптан Доренко, унижен… Он стремительно терял авторитет, репутацию и веру в собственную политическую судьбу. В октябре занимавшийся проведением опросов по заказу Кремля Фонд общественного мнения сообщил, что положение Лужкова пошатнулось. В январе 15 процентов опрошенных сказали, что на президентских выборах проголосуют за Лужкова. В октябре их число упало до 5 процентов. Его жена Елена Батурина тогда заявила: «Политика, с моей точки зрения, очень трудный выбор для Юрия Михайловича. В политике не всегда прибегают к достойным приемам. Он растерян. У него много принципов, а его противники очень часто вообще их не имеют». Лужков был непривычен к критике, к такой игре, которую ему предложил Березовский.
«В конце кампании по выборам в парламент, — вспоминает Хоффман, — уязвленный и расстроенный Лужков провел последний митинг в Москве на Васильевском спуске недалеко от Красной площади. Когда собралась толпа, было уже темно. Сзади сиял собор Василия Блаженного, ярко освещенный прожекторами. Это был трудный момент для Лужкова. На этом самом месте три с половиной года назад он горячо поддержал Ельцина. Теперь ему приходилось выкрикивать обвинения в адрес Ельцина, тщетно кричать на холодном вечернем воздухе, кричать так, что его голос отражался от кремлевских стен, возвышавшихся рядом. Лужков в своей фирменной кепке критиковал правящую верхушку, напомнил о пирамидах ГКО, обвале рубля, массовой приватизации. «Они боятся нас! — заявлял он. — Они боятся нас, потому что мы говорим, что нужно отдать под суд всех тех, кто допустил это беззаконие, разграбление государственной собственности и денег!» Мне показалось, что Лужков совершил огромную ошибку, потратив последние силы на борьбу с Доренко. Он мог провести мощную политическую кампанию, представив Москву в качестве образцового города, но не сделал этого. Я написал в своей записной книжке, что Лужков «хозяин в душе, приложивший определенные усилия, чтобы стать политиком, но Доренко и другие подкосили его, и он не знает, как на это реагировать».
