Дик мотался по стране. Мелькали города и городишки. Нью-Йорк. Чикаго. Лос-Анджелес. Богомольная Новая Англия. Расистский Юг. Апельсиново-бензиновая Калифорния. Голубели сверкающие рельсы. Голубели укатанные автострады с пестрыми бензоколонками. Дик поднимал кверху большой палец. «Хич-хок» подвезите, пожалуйста. В тысячный раз, заученно-усталым голосом, уже не веря в успех, но не позволяя себе отречься, рассказывал попутчику о перспективах вечной юности.
По-разному ему отвечали: «Ну, в это я ни за что не поверю», «Наукой давно установлено», «Дорогой, столько людей умных, ты что — умнее всех?», «Если бог не захотел…», «Мастаки вы насчет сказок — черномазые», «Людей и так слишком много», «А что говорят врачи?», «Все равно атомная бомба всех спалит — старых и омоложенных», «Ладно, если ты такой волшебник, вылечи меня от прыщей!», «Ты это придумал, чтобы денежки выманивать, да?»…
И Дик без возмущения, без горечи стыдил:
«Неужели вы так не дорожите жизнью? И жизнью детей? Хотите, чтобы они состарились обязательно?»
Некоторые обижались. Тормозили. Высаживали.
Из тысячи лиц, промелькнувших на автострадах, запомнилось одно: чисто выбритое, с поджатыми губами, самоуверенное.
— Очень любопытно, — сказал этот бритый, не отрывая глаз от ограниченного сектора, очищенного «дворником» от капель дождя. — Значит, выключатель, этакая шишечка в мозгу, и заведует старостью? А нельзя разрушать ее нарочно — лучами, или импульсами, или бактериями?
Дик пояснил, что выключатель разрушать нельзя; старость наступит немедленно.
— Я так и понял, — сказал бритый. — Потому и спросил: нельзя ли разрушить? Мы живем в трудное время. Прежде чем продлевать жизнь, надо ее сохранить, уберечь свободный мир от красных. Вот наслать бы на них такую скоропалительную старость, чтобы они одряхлели и перемерли за один год все до одного…
Это был единственный раз, когда Дик сам попросил, чтобы его высадили в чистом поле под дождь.
Деньги, привезенные из Англии, быстро кончились.
Дик прерывал свое паломничество, чтобы заработать. Зарабатывал чем попало. Сгребал снег. Подметал улицы. Собирал финики. Продавал галстуки. Преподавал арифметику. Возил навоз. И не один раз, оказавшись на мели, бежал на почту, чтобы послать телеграмму в Англию:
«Джинджер, выручай! Сижу без цента. Твоя молодость под угрозой».
К сожалению, он не мог достать постоянной работы. Приезжий, цветной (по коже видно), он был для американцев человеком третьего сорта, получал место в третью очередь, терял в первую. Автоматизация распространялась и здесь: «белые воротнички» массами теряли работу.
