Определения в искусстве условны. Их не докажешь вычислениями, не проверишь лабораторными опытами. Доказывать приходится прецедентами: дескать, бывал такой пример в литературе. К сожалению, у научной фантастики, у фантастики всякой много недоброжелателей, некоторые из числа непонимающих или невоспринимающих, другие — из «краснодеревщиков». Напоминаю, краснодеревщиками я назвал мастеров-специалистов, приверженцев одного узкого направления. Поэтому нельзя ссылаться на практику современной фантастики. Недоброжелатели скажут: «Так нельзя писать, так не надо писать, нельзя фантазировать в литературе». Вот и приходится напоминать, что «Мастер и Маргарита» Булгакова — это типичная фантастика («Ах, что вы, это же высокая литература!»). Фантастика «Клоп» и «Баня» Маяковского, «Трест Д. Е.» Эренбурга, не говорю уж об «Аэлите» А. Толстого. Фантастики не гнушались Достоевский, Тургенев, Куприн, Брюсов. «Демон» Лермонтова и «Русалка» Пушкина — тоже фантастика, а также «Нос» и «Шинель» Гоголя. Добавим еще «Шагреневую кожу» Бальзака, «Фауста» Гёте, Сирано де Бержерака, Лесажа, Рабле… Список можно продолжать и дальше, в глубь веков, вплоть до «Истинного путешествия на Луну» Лукиана и «Золотого осла» Апулея…
На подобных примерах и приходится вести рассуждение о свойствах фантастики. Против классиков не поспоришь. Никто не скажет, что так не полагается писать.
Всего удобнее для подробного разбора брать «Путешествия Гулливера» Свифта. Почему именно эту книгу? Потому что это не просто фантастика, а научная и очень характерная именно для научной фантастики.
«Разве научная? Это же высокая литература!» — сомневаются противники научного в литературе.
Теперь приходится заниматься определением научной фантастики. Вот уж где гремели самые яростные теоретические битвы.
Сложность в том, что в искусстве, как в жизни, как в природе вообще, сначала появляются объекты, а потом им дают названия, а после всего, иногда не сразу, выясняется, что название было приблизительным, не слишком точным, но менять уже поздно. Так, например, крайне неудачное слово «атом», по смыслу — «неделимый». Делим атом, состоит из ядра и оболочки, а те, в свою очередь, — из элементарных частиц. И слово «элементарные» неудачно; как выясняется, совсем не элементарны эти частицы, тоже достаточно сложны, но название уже не поменяешь. Так и в литературе. В XIX веке сформировалась, в XX веке выделилась разновидность литературы, которую в России назвали научной фантастикой, а на английском языке научным вымыслом. Потом выяснилось, что термин этот ведет к кривотолкам. Ведь слово «научный» имеет разные оттенки: основанный на науке, ссылающийся на науку, говорящий о науке, подтвержденный наукой, не противоречащий науке, признанный или общепринятый в науке, правильный, серьезный, доказанный и даже безукоризненно точный. В каком же смысле научна научная фантастика, литература, изображающая необыкновенное, невероятное, небывалое, несуществующее, а иной раз и нежелательное? Как же невозможное или нежелательное может быть безукоризненно точным?
