Дорога на Ксанаду | страница 12



Итак, я стоял на парковке, передо мной — главная дорога, а от нее, исчезая в темноте, ответвлялись многие побочные. Где-то позади этой черноты брала свое начало священная река Альф, «стремясь чрез пещеры в храм, в людской удел». Было еще не поздно, я мог бы вернуться на эту дорогу, вниз, к морю..

Я один, посреди темноты.

Дипломную работу я написал по поэтологической систематизации викторианской этики в произведениях Альфреда Теннисона.

Следующая встреча с Колриджем произошла уже после моей защиты.

7

«Кубла Хан повелел возвести в Ксанаду прекрасный дворец, на равнине в шестнадцать квадратных миль и окружить его стеной. Среди всего этого великолепия находились плодородные луга, живительные источники и живописные реки и к тому же все виды животных для охоты и развлечений. В центре возвышался роскошный дом для всевозможных развлечений, который можно было перемещать с одного места на другое.

Здесь он находился все лето, чтобы каждое восьмое и двадцатое число месяца отправиться дальше с целью принесения жертвы следующим образом.

В его распоряжении был табун белых как снег жеребцов и кобыл, примерно десять тысяч. Никто не смел пить их молоко, кроме потомка рода Чингисхана. Да, у татар лошади — священные животные, и никто не смеет пересекать им путь или даже идти впереди. Согласно предписанию астрологов и колдунов, восьмого и двадцатого числа каждого месяца Кубла Хан окропляет собственными руками землю и воздух молоком священных кобыл. Это его жертва почитаемым ими богам и духам призвана сохранить мужчин, женщин, зверей, птиц, урожай, а также все произрастающее из земли».

Самюэль Перчес. «Путешествие Перчеса», 1614 год. Книга 4, глава 13, стр. 415.

8

Впоследствии я пытался снова и снова понять, что же произошло в те несколько секунд, между стуком Анны в дверь и ее первым словом. По одному из потаенных каналов моего сознания, по всей вероятности, уже проплывал ее образ — вербальная фотография, прибившаяся к сточным водам. Но тут в мою комнату вошла модель.

Это было похоже на то, что я прежде очень часто видел во снах, но забывал, как только наступало утро. В то же время у меня создалось впечатление, будто моя комната не была для нее совсем уж незнакомой. Во всяком случае, она вела себя как человек, неоднократно бывавший здесь. То, как она произнесла: «Надеюсь, ты — нет» — придало мне еще большую уверенность в том, что мы вступили в какой-то заговор, о котором ее возлюбленный не имел ни малейшего представления.