За город Андрей вырвался лишь на третий день. В компании юнкеров он отправился на гарнизонное стрельбище. Севастопольскому начальству демонстрировали боевую технику: броневики, трехдюймовки и кургузые мортиры системы «Шнайдер». Стрелкам, набранным из частей гарнизона за живой ум и сметливость, наскоро объясняли, как обращаться с трехлинейкой, и, к всеобщему удивлению, через полчаса они уже ловко загоняли на место обоймы и клацали затворами.
Венцом «показа» стал «Марк V», один из двух наших исправных «ромбов». Еще с двумя предстояло повозиться: у одного пробита лобовая броня и поврежден двигатель, другой же щеголял дырами в пушечном спонсоне. Единственный «Рено» не имел башни, но бегал достаточно шустро.
Танк развернулся, обдав зрителей сизой газолиновой гарью, и замер. Севастопольцы неуверенно приблизились к пышущему жаром чудищу. Скрежетнуло железо, откинулся люк, и на свет божий вылез юнкер Михеев. Перемазанная копотью мальчишеская физиономия сломала ледок отчуждения: офицеры облепили танк, кто-то уже отстегивал саблю, чтобы залезть внутрь, а юнкер Штакельберг почтительно поддерживал под локоток самого Тотлебена, возжелавшего непременно забраться на крышу ползучего бронесарая.
Андрей знал, что будет дальше. Начнут взахлеб смаковать, как эта восхитительная техника задаст перцу османам; потом вспомнят, что танки надо сначала дотянуть до Дуная, не запоров при этом капризные трансмиссии и не измочалив гусеничные ленты. Это повергнет энтузиастов в замешательство: здесь не мыслят подобными категориями, для логистики 1854 года самый тяжелый из возможных грузов – бронзовая осадная мортира весом в несколько тонн. Кто-то предложит перебрасывать бронетехнику по Дунаю под прикрытием речных канонерок (которые, к слову сказать, еще надо оснастить), и дискуссия вспыхнет с новой силой.
Андрея тошнило от этой темы: они с Глебовским и генералом Стоговым последние двое суток только об этом и спорили. Нет уж, пусть теперь юнкера отдуваются, тем более что им явно льстит всеобщее внимание…
Семь верст от стрельбища до Екатерининской пролетка, запряженная унылой клячей, преодолела за час. Крымское небо наливалось вечерней синевой; Андрей спускался по ступеням Графской пристани, когда с моря долетел приглушенный расстоянием звук пушечного выстрела – это входил в гавань отряд Бутакова. И через два часа Федя Красницкий вручил Андрею пакет из плотной желтовато-коричневой бумаги. На нем рукой Велесова было написано: «А. Митину в собственные руки. «Меморандум».
