Незадолго до совершеннолетия Ружа полностью сменила имидж, полагая, судя по всему, что образ нищего чахоточного поэта из романа девятнадцатого века автоматически перенесет ее в мир интеллектуальной богемы. В ее окружении на смену славным, прилично выглядевшим девочкам из гимназии пришли разговаривающие односложными предложениями бородачи с отсутствующим взглядом, неизменными, независимо от времени года, шерстяными шапками на голове, полотняными сумками через плечо и эспадрильями на босу ногу.
В выпускном классе выяснилось, что Ружа не намерена поступать ни на иберистику, ни на биотехнологии (а ведь в первый год лицея именно испанский и биология были двумя главными ее увлечениями, и она не знала, какому именно отдать пальму первенства).
— Это бессмысленно. И скучно, — заявила она остолбеневшим родителям, после чего сообщила, что единственным направлением, на которое она, так и быть, может поступить, является нововведенная в университете специальность под названием «мультикультурализм и цивилизационные трансгрессии».
— Что-что? — вырвалось у Анджея, обычно весьма сдержанного в комментариях по поводу идей дочери.
— Загляни в словарь, если не понимаешь, — со снисходительной улыбкой ответила Ружа.
Сабине и поныне не удалось узнать, что же именно изучали студенты данного направления. Несмотря на это, она регулярно оплачивала счета за интеллектуальное развитие дочери— избранная Ружей специальность была платной, и, возможно, именно поэтому вступительные экзамены сдавать не требовалось.
С книжной полки Ружи исчезла серия о вампирах. «Дешевка для идиотов», — заявила она, скривившись, и Сабина лишь в последний момент спасла зачитанные до дыр книжки от мусорного ведра (и вовсе не из сентиментальных соображений: писательница как раз задумывалась, не удастся ли перенести тренд с элементами фэнтези, так успешно эксплуатируемый ее американской коллегой, на почву польского свадебного романа, — впрочем, от этой идеи она, к своему счастью, вскоре отказалась). Тем временем вместо «дешевки для идиотов» в комнате Ружи появились выисканные в антикварных лавках и на «Аллегро» старые издания «Болезни как метафоры» Сьюзен Зонтаг и «Второй пол» Симоны де Бовуар, а также более новые позиции, как то: «Революция у ворот» Славоя Жижека и «Пансионат памяти» Тони Джадта. Сабина искренне сомневалась в том, что Ружа прочитала хоть одну из этих книг, тем не менее девушка ежедневно клала в сумку какую-то из них, дабы после занятий посидеть у окна в модной в альтернативных кругах кафешке клубного типа и — с книгой в одной руке и кофе в экологичном картонном стаканчике в другой — выглядеть подлинной интеллектуалкой. Новые литературные увлечения Ружи включали также и творчество нескольких польских писателей — разумеется, тех, которые находились на противоположном от Сабины полюсе.
