Я поднял руку, чтобы потрогать созвездие, висевшее у меня над головой, — оно казалось светлым и трепетало под пальцами. Это было лицо Шонесси.
Я прошептал: «О сеньор!», потому что помнил, что капитан где-то поблизости. Шонесси, озаренный светом звезд, улыбнулся: «Можешь не шептать, Луис. Мы теперь одни».
На острове мне было хорошо. Шонесси обходился со мной по-дружески, дни текли долго и безмятежно, и сам остров благоволил к нам. Это всегда чувствуется. В те дни я было решил, что уже никогда не увижу ни Страйкера, ни его нестерпимо-алого даэмона, источающего за плечом капитана слепую затаенную улыбку. Капитан оставил нас на погибель на этом острове, и одного из нас она все же настигла.
Шонесси уверял, что другой бы непременно скончался от ударов, которые пришлись на мою долю. Но, видимо, мой разум так незатейлив, что его легко залатать; к тому же через пролом в черепе в мою голову могло проникнуть еще немного ума. Или, может быть, тут заслуга счастливого стечения обстоятельств, обилия пищи и сказок Шонесси о том, во что вы не верите, святой отец.
Шонесси слабел по мере того, как я набирался сил. Целые дни он проводил в тени раскидистого дерева на берегу, и вместе с покидающими его силами даэмон его все светлел и отдалялся, словно уже готов был переступить черту иного мира.
Когда я окончательно поправился, Шонесси показал мне, как устроить пальмовую хижину для защиты от ливней.
«Здесь бывают тайфуны, Луис, — сказал он. — Эта баррака не устоит перед непогодой. Запомнишь ли ты, как построить такую же?»
«Sim, — ответил я, — запомню. Вы мне покажете».
«Нет, Луис, меня здесь не будет. Ты должен будешь сам все сделать».
Он снова и снова повторял свои объяснения с неизменным терпением: как искать моллюсков на отмелях во время отлива, как ловить рыбу в ручье, какие плоды можно есть, а какие — ни в коем случае. Мне это давалось с трудом: стоило перенапрячь память, как начинала болеть голова.
Я бродил по острову, потом возвращался и рассказывал, что мне удалось обнаружить. Вначале я не сомневался, что стоит взобраться на холмы, как с вершин мне откроются склоны Рио, сияющие по ту сторону пролива. Сердце мое замерло, когда я впервые оказался наверху: впереди расстилался все тот же бескрайний океан, вздымающий валы между мной и горизонтом. Впрочем, вскоре я опять все позабыл, и Рио вместе с остальным прошлым померк в моей памяти.
Я отыскал чашевидное озерцо с вкусной прозрачной водой, заполнившее пустоту меж утесами, со дна которого, пузырясь, бил ключ. Оттуда, с высоких скал, в древесной тени бежал ручеек, прыгая по уступам, выдолбив в каждом небольшой водоем. Я набрел на рощи, где бледные пряди листвы, напоминавшие распущенные волосы, шелестели, вторя шуму водопада. Людей я не обнаружил, хотя не мог отделаться от ощущения, что за мной наблюдают сквозь лиственную завесу, а иногда за моей спиной будто кто-то смеялся, но тотчас смолкал, стоило мне обернуться. Я рассказал об этом Шонесси, и тот улыбнулся.
