Сквозь матовое стекло двери Мартини видел, что происходит внутри, и ему казалось, что это мираж, дурной сон.
Ему открыл дверь голый по пояс парень с абсолютно гладкой, словно полированной, грудью. Он был босой, и на нем наблюдались только спортивные штаны. За ним из какой-то комнаты высунулась Моника. Она была одета, но растрепанные волосы рассказывали другую историю.
На обратном пути оба не проронили ни слова. Мартини ограничился тем, что позвонил жене и сказал, что все в порядке, они едут домой. Но больше ничего говорить не стал.
– На вечеринке было очень скучно, и мы сбежали, – принялась оправдываться девочка.
Отец молчал.
– А потом мы заснули и не заметили, сколько прошло времени. Мне очень жаль.
Мартини яростно сжимал руль, не обращая внимания на боль в перевязанной руке.
– Ты курила? – грозно спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Травку курила?
Она тряхнула головой, зная, что врать бесполезно:
– Я не знаю, что это было, но клянусь, что больше не было ничего.
Мартини старался сохранить спокойствие.
– И тем не менее сейчас будешь объясняться с мамой.
Когда он припарковал белый внедорожник в конце бульвара, Клеа уже стояла на крыльце в своем кардигане. Моника вышла из машины первая. Отец смотрел, как она бежит к дому. Клеа раскинула руки и прижала дочь к себе, этим объятием сбрасывая напряжение. Мартини наблюдал за сценой сквозь лобовое стекло, и ему не хватило мужества нарушить этот миг своим вторжением. Он снова подумал о том, что произошло в его семье шесть месяцев назад, когда он чуть не потерял все.
Нечто.
Нет, этого больше не случится. Никогда.
3 января
Одиннадцать дней после исчезновения
Прогноз оправдался. Двое суток без передышки лил дождь.
Наутро третьего дня сквозь тонкую пелену полупрозрачных облаков проглянуло бледное солнышко.
Мартини решил, что сегодня в самый раз будет заняться беседкой в саду. Ему хотелось отвлечь Клеа от мыслей о пропавшей девочке, и вернуться к идее маленького огорода и теплицы казалось весьма удачным ходом. У жены не было никаких занятий, и она целыми днями смотрела телепрограммы, полностью посвященные только истории с Анной Лу Кастнер. При отсутствии официальной информации каждый считал себя вправе выдвинуть собственную версию. На телевидении ни о чем другом не говорили. И гипотезы выдвигали не только специалисты. На передачи приглашали и старлеток, и людей из околотеатральной тусовки. Это уже выходило за рамки приличий. Строились гипотезы, одна абсурднее и фантастичнее другой. Самые незначительные детали истории Анны Лу анализировались и обсуждались, словно с минуты на минуту разрешение загадки должно было прийти именно оттуда.
