Птица счастья | страница 2



Ксения не поленилась, выучила арабскую письменность. Арабская вязь шла по краю тарелки, и не просто буквы, а что-нибудь из Низами.

Все восхищались, кроме мастера, который вел курс.

– Слишком гладко, – говорил мастер. – Как штамповка. Хоть бы одна заусеница…

Ксения не понимала: зачем заусеница? Разве гладко – не лучше?

Ксения – блондинка с карими глазами. Редчайшее сочетание. За такое сочетание можно многое простить и не мелочиться с заусеницами. Но у мастера была манера: кого-то выбрать в любимчики, а кого-то задвинуть, как пыльную тапку под диван.

В любимчики вышел Герман Глебов – талант и пьяница, и красавец, между прочим. Ксения не могла от него глаз отвести. Глаза как будто прилипали к его лицу, и время останавливалось. У Германа были просторные очи и высокие брови. «Исполненный очей». Мальчишеский затылок и трогательная шея. Говорили, что он из дворян. Вырождающийся аристократ. Вырождался Герман стремительно. Хотелось подставить руки, как-то удержать. Ксения и подставила, естественно…

Герман по месяцу не ходил на занятия. Потом придет и притащит эскиз: кот с человеческим лицом. Что особенного? Все звери похожи на людей, а люди – на зверей. Мастер, например, похож на медведя и одновременно на артиста Папанова. Но мастер носился с этим котом, как с флагом, совал всем под нос: среди нас живой Пиросмани. Однако живой Пиросмани стремительно спивался, как будто встал на программу самоликвидации. Горел как факел. И сгорел.

– Для России это нормально, – тяжко вздыхал мастер. – В России каждый стоящий пьет как свинья.

Получалось: чтобы попасть в стоящие, надо иметь тяжкие пороки. А у Ксении не было пороков. Одни достоинства. Она была красивая, скромная, работящая, порядочная. Если брала в долг, отдавала вовремя.

Если влюблялась – совершенно бескорыстно, и даже наоборот. Себе в ущерб. Герман, например. Она его кормила, опекала и даже носила на спине, как мешок с картошкой, в тех случаях, когда он не мог идти ногами.

В остальных случаях она просто крепко держала его за руку. Герман смеялся и говорил:

– Что ты меня держишь? Я – это единственное, чего ты никогда не потеряешь…

И это правда. Он умер, а она его не потеряла. Он – в ней.

Он дал Ксении гораздо больше, чем мастер. Мастер только критиковал, а от критики у нее опускались руки. Когда Ксению ругали, она тут же верила, внутренне соглашалась: «Да, я ничего не могу. Я – никто и ничто».

Ксения заряжалась только от любви и восхищения. Герман говорил: «Ты лучше всех…» И Ксения тут же верила. Да. Она лучше всех. И у нее все получится…