Когда костер разгорелся и брахман прочитал священные мантры, Махеш поднялся с земли, помог подняться невесте, и они вдвоем пошли вокруг костра: жених впереди, а невеста следом за ним, опустив голову и смиренно сложив руки, как того требовал обычай. Конец ее головного платка был привязан к поясу куртки будущего мужа. Оба они были без обуви и шли, медленно переставляя ноги, словно пританцовывая. Играла музыка, гости молча и умиленно смотрели на молодых.
Потом все стали бросать на жениха и его невесту лепестки роз. Лепестки казались благоухающими каплями дождя, посыпавшимися с ночного неба. Махеш остановился и повернулся к невесте. Он взял в руки большую гирлянду цветов и надел ее на шею девушке. То же самое проделала и невеста.
«Я усыплю твой путь лепестками роз», — вспомнила Мина строчку из старинной свадебной песни.
Тем временем молодые, сопровождаемые подругами невесты, направились в дом. Махеш был спокоен и, кажется, счастлив. Он склонял к своей юной жене голову и что-то шептал ей. Это были слова любви. Слова, которые прежде он шептал Мине.
Воспользовавшись неразберихой, она вошла во двор, чтобы лучше видеть происходящее. Никто не обращал на нее никакого внимания. Наконец подруги невесты покинули молодых, и Махеш остался вдвоем с женой в огромном зале, залитом ярким светом. Музыканты играли на улице. В дом музыка, наверное, тоже проникала, но вряд ли ее сейчас слышали молодые, ослепленные любовью и ожиданием счастья.
Махеш взял свою жену за руку и поднялся с кушетки, на которой они сидели. Вдвоем они направились вверх по лестнице, увитой светящимися гирляндами. Рай Сахеб потрудился на славу, украшая свой дом к торжеству. Там, наверху, находились спальные покои, в которых молодым предстояло провести их первую брачную ночь. Мина, не выдержав, бросилась внутрь дома.
Махеш шел по залитой огнями лестнице, глядя влюбленными глазами на жену. Впереди у негр было целая жизнь, полная любви и счастья. Мина хотела окликнуть его, но не смогла, хотела застонать от горя, но ни звука не вырвалось из ее груди. Ничего уже нельзя было поправить. Все рухнуло, и бесполезно было пытаться что-то изменить. Оставалось только молча и скорбно нести свой крест.
Не вынеся этого зрелища, она разрыдалась и выбежала из дома. Никого уже не было во дворе, кроме слуг. Мина вышла на улицу и направилась к площади, не видя дороги, и слезы заливали ее лицо.
В домах гасли огни, на улице прохожих почти не осталось. С площади, куда вышла Мина, исчезли торговцы и поздние покупатели. Только у одной из лавок спорили два человека.
