— Товарищ генерал, — осторожно начал Гордеев, — на меня или на Каменскую пришла анонимка?
— Да при чем здесь анонимка! — взорвался начальник. — Вся Петровка только об этом и говорит! Люди ночами не спят, ноги до мозолей стаптывают, язвы себе наживают, света белого не видят, а она сидит себе и бездельничает! Совесть ты совсем потерял, Виктор Алексеевич, вот что я тебе скажу! Вот ты приведи мне хоть один пример, чего это твоя Каменская сделала полезного? Ну? Хоть один пример!
«С этого бы и начинал, — зло подумал Гордеев. — Гадости про Настю вся Петровка, положим, не говорит, а те, кто говорит, делают это не первый год. И вы, любезный товарищ генерал, эти разговоры не вчера услышали. А вот то, что кто-то вас накрутил не далее как на днях, — вот это точно. Кто-то очень хочет узнать, чем мы занимаемся, а заодно и мне настроение испортить. А вы, товарищ генерал, попались на удочку, и теперь вас дергают за веревочку, как марионетку. Вы хотите меня побольнее ударить, чтобы я начал оправдываться и раскрылся. Примеры вам нужны? Ох, не хотел я отдавать Настю, видит бог, не хотел, но очень уж сильно вы меня обидели, заподозрив в прелюбодействе».
— Что ты молчишь? — продолжал напирать генерал. — Ответить нечего? Или придумываешь на ходу, что бы такое хорошее про свою телку сказать?!
«Ну, благословясь!» — сказал сам себе Гордеев и быстро, взволнованно, словно оправдываясь и как бы выбалтывая под влиянием обиды свои маленькие тайны, поведал начальнику кое-что про роль Каменской в работе по делу об изнасиловании Наташи Ковалевой, и про Интерпол, и про многое другое…
По пути от начальника к себе Виктор Алексеевич заглянул к Насте. Та сидела, погруженная в филатовские бумаги, сосредоточенно вникая в их логику.
— Ты как себя чувствуешь, Стасенька?
Настя вздрогнула. Этим ласковым именем Колобок называл ее крайне редко, только в самые тяжелые или ответственные минуты.
— Хорошо. А что, плохо выгляжу?
— Нормально. — Гордеев помолчал. — Вокруг нас какая-то щука бьет хвостом. Я ее пока не вижу, но волна сильная. Будем ее блеснить.
— Вокруг нас с вами? Или вокруг всех нас?
— Это мы и будем выяснять. Запирай-ка дверь, свари кофе, и начнем думать вместе.
* * *
Заказчик долго смотрел на лежащие перед ним папки — три зеленые и красную. В зеленых папках — чистовые экземпляры рукописи монографии Филатовой, в красной — текст, с которого печатался чистовик. Теперь все. Никогда эта книга не увидит свет, никто ее не прочтет. Сколько же нервов он потратил, сколько сил приложил, чтобы собрать эти четыре папки на своем столе…
