— Убить, — слегка замявшись, не совсем уверенно проговорил Данилка.
— Ты сделаешь это?
Снова заминка.
— Ну?
— А он кого убил? — в ответ спросил мальчик.
— Ну, многих. Нашего Ванечку… то есть его маму, а Ваню не успел и… поэтому я и привез его к нам жить, чтобы он не успел… понимаешь. Если он узнает, где сейчас живет Ваня, он приедет к нам и убьет его. И нас всех тоже.
Данилка слушал, уже глядя прямо в глаза Игорю Николаевичу, снизу вверх, подняв круглое доверчивое лицо с большим упрямым лбом.
— Тогда я убью его, ладно? — сказал он, моргнув и вздохнув одновременно.
— Попробуй. Это очень трудно. Ты должен постараться, чтобы это сделать. Помнишь, как я тебя учил? Раз, два, три, и готово. Да?
— Да.
— Ну, пошли. Только маме ничего не рассказывай. Это же наш, мужской разговор.
Данилка кивнул, слез со скамейки и, дождавшись, когда встанет Игорь Николаевич, дернул его за руку.
— А этот… он папа Вани, да?
Игорь Николаевич даже нагнулся к нему в замешательстве, не зная, как быть и что ответить.
— И он пьет? И поэтому он убил Ванину маму? Я убью его обязательно.
— Вот и отлично. Я скажу: раз, два, три.
От такого разговора между взрослым и ребенком у любого прохожего встали бы волосы дыбом, хотя ни один посторонний не понял бы, насколько реальна и легко исполнима эта угроза. Игорь Николаевич взял мальчика за руку, и они вдвоем пошли к машине. Игорь Николаевич по дороге пнул пустую пачку из-под сигарет, Данилка со смехом побежал за ней и тоже стал пинать, будто это был футбольный мяч.
— Поехали, — уставший развлекать женщину, встрепенулся мужчина, который стоял, облокотившись о дверцу машины. Небо начинало бледнеть, а электрический свет — постепенно меркнуть. — Уже светает, а?
— Уже пятый час, — глянул на наручные кварцевые часы Игорь Николаевич. — Что вы должны делать?
— Отвезти вас в Форос и проводить по маршруту. Вы ознакомились с вашим заданием?
— Да. Что вы о нем знаете?
— Ровным счетом — ничего. Я же только сопровождающий.
Игорь Николаевич небрежно повел плечом и сказал:
— Едем. Лида, Дан, садитесь.
Он не волновался. Движения его длинных пальцев, зажигающих сигарету, были тверды и уверенны: согласившись на такую работу, он решил для себя раз и навсегда, что он выше чужой смерти. Его собственная жизнь, а главное, ее блага, его интересовали больше. Теперь ему доставляла удовольствие одна мысль, что жизнь такого человека, как президент, в его руках. Будучи хорошим психологом, он знал, как опасны спрятанные в подсознание чувства. Но что делать, все мы люди. И он не мог себе запретить думать, что он — сверхчеловек.
