С особой очевидностью это противоречие проявилось в том, как военная бюрократия отнеслась к самому больному вопросу: что делать с присутствием в армии немалого количества нехристей, решительно сопротивляющихся — в отличие от прочих рекрутов-нехристиан и язычников — переходу в православие и, как писали в ту эпоху, «упорствующих в своей вере». По свидетельству военной статистики, даже в годы крупных успехов миссионерской кампании процент крещеных евреев в рядах войск — в отличие от кантонистов — не превышал 1—З>{184}. Число крещеных евреев было много меньше в полках, куда евреев набирали в зрелом возрасте, чем в кантонистских батальонах, куда их брали детьми. Русская военная бюрократия была вынуждена ex post facto выработать ряд особых уложений, которые узаконили бы присутствие в армии евреев-иноверцев; закон, милостиво снисходивший к религиозным нуждам еврейских солдат и дозволявший им отправлять обряды веры, призван был, по мысли николаевской бюрократии, свидетельствовать скорее о дарованной высочайшей милости, чем о свободном выборе самих еврейских рекрутов>{185}.
В целом отношение государственной бюрократии к еврейским обычаям и ритуалам было весьма осторожным. Так, например, запрос еврейских общин об устройстве эрува>{186}, направленный в 1841 г. в Департамент военных поселений, стал причиной длительного межведомственного обсуждения высшими государственными чиновниками вопросов еврейского ритуала>{187}. Представив в Министерство внутренних дел всевозможные «за» и «против», включающие, кроме всего прочего, обсуждение соответствующего раздела из «Шулхан Аруха», канонического свода законов еврейской традиции>{188}, Департамент военных поселений получил в ответ удивительно трезвую рекомендацию Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. Департаменту рекомендовалось дозволять такие меры в частном порядке, а в дальнейшем избегать вынесения формальных решений, касающихся такого рода вопросов>{189}. Иными словами, администрация признавала, что существует целый ряд проблем, связанных с еврейской традицией, которые лежат за пределами ее компетенции и на которые не имеет смысла распространять действие законодательства. Этот неожиданный ответ, похоже, противоречит тому, что мы знаем о «всевидящем оке» и «всеслышащих ушах» николаевской бюрократии. С другой стороны, Военное министерство не могло совершенно уклониться от разработки особых положений, регулирующих религиозную обрядность еврейских солдат.
