— Что это?
— Это молитвы. Вообще-то их христианин должен знать наизусть… Возьми. Когда-нибудь пригодится.
Воскресенье. 8.15 — 16.23
Это желание пришло еще в тот момент, когда Чубаристов стоял у стойки Аэрофлота нью-йоркского аэропорта JFK, регистрируя свой билет до Москвы.
Вернее, поначалу это было даже не желание, а как бы шальная мысль, заведомо неисполнимая, но щекочущая своим безумием.
Чубаристов летел, глядя в окошко на серую вату облаков, сам над собой посмеивался, дескать, во как зацепило. Но юмор куда-то уходил, насмешка уставала и отодвигалась, а на ее место выходило все явственнее именно желание.
Вообще-то Чубаристов думал, что с этим покончено уже навсегда. Он не был у нее наверное месяцев восемь. И даже не вспоминал. То, что теперь это снова стало желанием, раздражало и даже злило. Он опять пытался посмеяться над собой, обругать себя, даже унизить мысленно — не получилось.
В Москве, окунувшись в бестолочь и грязь столицы, на часок забыл, но желание вернулось само и такое острое, такое требовательное, что Чубаристов чуть не задохнулся.
«Пацан мелкий, — ругал он себя. — Мазохист поганый. Нет, это даже паскудно как-то. Что с тобой случилось, Витюха?»
Но разговора с собой снова не получалось.
Он с трудом сдержал себя, чтобы не позвонить сразу из дому, как только бросил на пол чемодан. Потом, в прокуратуре, когда разговаривал с Клавдией, когда отчитывался, узнавал новые сплетни, просто трепался ни о чем, ловил себя на том, что как-то слишком уж много энтузиазма выказывает. Но переключить себя всего на работу снова не получалось.
А потом, когда остался один, и телефон был свободен, и надо было только поднять трубку и потыкать пальцем в кнопочки набора, Чубаристов с непонятным наслаждением смотрел на серую пластмассу аппарата и не двигался. Да-да, это было именно наслаждение.
«Ну, мазохист! — сказал он себе. — Дешевка…»
Но в пятницу продержался, искурил две пачки сигарет, извел себя домашней работой (так выдраил квартиру, что хоть языком лижи), но не позвонил.
А потом была безумная суббота. Наслаждение перешло в муку, когда ноги сами идут к телефону, когда рука поднимает трубку, но сам этого не замечаешь. Только в последний момент стискиваешь зубы и чуть не силком уводишь себя в безопасный уголок.
Но и субботу он продержался.
А в воскресенье с утра завыл. Нет, не образно, не в метафорическом смысле, а по-настоящему, в голос, по-бабьи.
Хотелось сделать себе больно, хотелось напиться, хотелось кого-нибудь убить, хоть и себя.
