Суббота. 17.30 — 18.43
…Это она!
Даже в толпе ее не трудно было узнать. Меня так и ударило — она! Ах, как же долго пришлось ждать этой встречи! Какое терпение понадобилось! Но, милая, сколько веревочке ни виться…
А она красивая. Теперь это видно. Теперь понятно… Она красивая. Как там говорилось? — в человеке все должно быть прекрасно — и душа, и одежда, и лицо…
Как странно устроены люди — лицо и одежда прекрасны, а душа…
Нет, не буду торопиться. Торопиться не стоит. Во всем должна быть справедливость. Надо посмотреть ей в глаза. Внимательно и серьезно посмотреть в глаза — тогда и про душу все будет ясно.
Жаль, что сейчас так рано темнеет. Глаз почти не видно. Даже цвет трудно различить.
— Этот автобус куда идет, не подскажете?
— До «Университета». А вам что нужно?
Это уже ближе — глаза серые…
— А вы где выходите?
— На Ленинских горах… Теперь Воробьевы…
— Живете там?
— Да.
Это она! Это точно она!
— Сейчас все домой едут, — говорю я.
— Мгм, — кивает она и отворачивается.
— А вы с работы?
Она вежливо кивнула. Но даже не повернулась в мою сторону. Мы молчим так довольно долго. Я лихорадочно придумываю, о чем бы ей сказать.
— Темно уже, — говорю наконец.
Она снова кивает.
Нет, ничего не получается. Я даже начинаю на себя злиться. Даже представить было нельзя, что вот как раз в этот момент, когда я встречу ее, мне вдруг станет так скучно. Прямо хочется все бросить и бежать. Что за чепуха?! Мы уже должны были весело болтать, словно старые друзья. Уже должна была между нами протянуться какая-то связь, нить, напряжение.
Но она смотрит в окно, а я не знаю, что бы еще сказать.
Это просто моя ошибка. Это не она. Это совсем другая.
Я просто доеду до следующей остановки и выйду.
Автобус стал притормаживать, люди стали пробиваться к выходу — вот так всегда в последнюю секунду, — я тоже собираюсь встать…
— Вы так и не сказали, куда вам нужно? — повернулась она ко мне.
А-ах, милая моя! Ты тоже это почувствовала? Тебе тоже пусто, тоже неловко молчать? Ты тоже поняла, что так не должно быть? Молодец!
Нет, это все-таки она! Она!
— А мне тоже на Воробьевы горы…
— Ну тогда нам вместе выходить…
До нужной остановки мы почти подружились. И вышли, весело болтая о разных пустяках.
В этот день все было необычно. Никакого волнения, никакой дрожи в руках и ногах. Связь наша была прочной и неразрывной. Можно было делать сейчас все что угодно. Она бы не испугалась. Она уже была привязана ко мне намертво.
Снег был рыхлым, но снежок из него слепить получилось.
