— Что ты, золотко, ты неправильно поняла, — захихикал Никита, дико косясь на Клаву. — Это совсем не то, что ты думаешь…
— Все я правильно поняла, бабник ты хренов! — Рита даже не обращала на гостью никакого внимания. — Или скажешь, что ты сам его носишь, когда холодно?!
— Нет, ну что ты.
— Чей это свитер? — Рита продолжала наступать и уже приперла Никиту к окну. — Последний раз спрашиваю! Чей?!
— Нинкин! — вдруг выпалил он.
— Чей? — Рита остановилась.
— Чей? — Клава встала с кресла.
— Нинки, жены моей… бывшей. А что? — Кокошин оттолкнул любовницу. — Это она с нами в машине ехала. Попросила меня до Саратова ее подбросить, вот и все. Родственники там у нее какие-то. Поэтому и на трассе нас не было — мы крюк сделали…
— Так вы видели ее? — ахнула Клавдия. — Да почему же сразу не сказали?!
— Потому что… вот и все!.. Она просила никому не говорить, — буркнул Никита. — Я ж не знал, что она Витьку на этого… оставила. И потом — вы ж Ритулечку мою видите?..
— Так-так-так, — пыталась сообразить Клавдия. — А зачем ей нужно было в Саратов? Она вам не говорила?
— Сказала, что там плохо с кем-то или помер. Я и не расспрашивал толком. — Никита пожал плечами. — Ну вот ты посмотри, что сделала, дура. Помяла все рубашки. Теперь их никуда не примут. — Он собрал рубашки, на которых только что посидела Рита, уложил их в стопочку и запихнул в шкаф. А куда туфли дела модельные? Я же говорил, это не твое.
— А может, Нинки твоей? У, жмот чертов… — Рита полезла под диван и швырнула на середину комнаты коробку с туфлями. — На, подавись! А про Нинку мы еще с тобой поговорим!..
— Значит, это двадцать третьего произошло? В пятницу? — перебила ее Клавдия.
— Ага, в пятницу… — Кокошин почесал затылок. — Да, точно…
— Странно. А зачем же Смирнов сказал, что она дома ночевала?
— Это уж вы у него спрашивайте, чего он вам там наговорил.
— Понятно. — Клава задумалась. — Простите, а у вас случайно нет ее адреса в Саратове? Или, может, телефон?
— Есть, — прошипела из угла Рита. — Возле сердца носит. Сама в блокноте видела, на первой страничке.
— Ох, ну че ты лезешь, че ты лезешь? — Кокошин взял со стола записную книжку. — Вот, пишите. 23-40-05. Злобин Зиновий. Это дядька ее.
— Спасибо. — Клава записала телефон на куске оберточной бумаги и сунула к себе в карман. — Больше вы ничего не хотите сказать?
— В смысле? — не понял Никита.
— Ну, согласитесь, по меньшей мере странно — уехала, не позвонила, не сообщила, сына бросила…
