Всемирный следопыт, 1929 № 04 | страница 30

Вспоминая эту историю, мы устраиваемся на ночлег по таежному способу: раскидываем головешки костра и на горячую золу кладем настил из еловых ветвей, на котором расстилаем спальные мешки. Прогретая земля долго сохраняет тепло. Рядом со мной устраивается Кулик.

— Леонид Алексеевич, — обращаюсь я к нему, — гора, у подножья которой мы сейчас лежим, кажется, еще не имеет названия?

— Совершенно верно. Это последняя возвышенность в цепи гор, которые мы назвали Ожерельем Макитты.

— Следовало бы этой горе дать отдельное название. На пути в Страну Мертвого Леса она является первым ориентировочным пунктом со стороны Катанги.

— Как же мы ее назовем? Придумайте.

— Например, «Горой Следопыта». Что вы на это скажете?

— Великолепно! Это название подходит к ней как нельзя лучше.

Общее собрание утверждает мое предложение. На следующий день я делаю топором на толстых лиственницах два гладких затеса и химическим карандашом вывожу надписи.

На одном:

Всемирный Следопыт

19 октября 1928 года

На другом:

Гора Следопыта

Макитта треском лопающегося льда салютует таежным октябринам, а нареченная озаряется светлой улыбкой: луч утреннего солнца падает на снежную вершину, и она загорается ярким алмазным сиянием.

Покидая ночлег, я несколько раз оборачиваюсь назад. Гора Следопыта гордо поднимает свою голову над таежным простором. Наконец, исчезая из глаз, она сливается с туманной далью.

Тунгусы никогда не называют друг друга по имени, заменяя его словом «бае», что соответствует у нас обращению «товарищ». Назвать тунгуса в глаза его настоящим именем — значит нанести обиду.

Такую оплошность я сделал, разговаривая с тунгусом Лючетканом. Когда я назвал его тунгусским именем, Лючеткан ткнул себя в грудь и, нахмурившись, строго сказал:

— Мой звать Илья Потапыч… Илья Потапыч Петров — вот…

Вероятно, поэтому все тунгусы помимо своих имен, которые можно употреблять только заочно, имеют русские имена и фамилии. Я, понятно, тотчас же постарался загладить свой промах по отношению к Лючеткану, угостив его крепким табаком. А когда его гнев прошел, спросил, почему нельзя тунгуса называть по-тунгусски.

— Тунгус — вера такой, — ответил он обычной фразой.　

Лючеткан словоохотливый парень и много рассказал мне разных историй, когда мы были на Ановаре. Я вспоминаю рассказ о том, как грозный «дух Огды» отомстил одному тунгусу, осмелившемуся пойти туда, где «он» валил огнем тайгу.