Тогда я скажу: да, без ребенка лучше, поговори с товарищем Карлом, пусть подыщет тебе другую помощницу.
Но Арне смотрел на меня и молчал.
— Ты что, против? — спросила я.
— Почему? — впервые улыбнулся он. — Куда же нам без юной смены?
Не помню, о чем мы еще говорили. Помню только, я отчаянно старалась держаться бойко и решительно, ведь мало того, что Арне заметил мою нетвердость в радиотехнике, так тут еще и ребенок. Пусть знает, товарищ — человек выносливый и дело свое сделает, несмотря ни на что.
Решено было ближайшим рейсом выехать из Триеста в Шанхай, причем у попутчиков необходимо создать впечатление, что познакомились мы только на пароходе. На следующий день, после обеда, мы встретились еще раз, чтобы обсудить кое-какие детали. Каково же было мое удивление, когда Арне предложил вечером сходить в кино. Из трамвая, по дороге на явку в районе Вршовице, я заметила афишу какого-то французского фильма. Мне бросилось в глаза название кинотеатра — «Пилот». Пойти с Арне в кино здесь, в пригороде, — не слишком уж серьезное нарушение правил конспирации, и я порадовалась маленькому развлечению. Завтра я увижу сына, друзья привезут его из Германии. Разве в такую ночь уснешь?
Разлуку с Франком я переносила с огромным трудом. Жгучая тоска по сыну рождала во мне неудержимую тягу к другим детям. Склоняясь у магазина над чужой коляской, я прекрасно понимала женщин, которые крадут детей, чтобы ухаживать за ними, кормить, нянчить. Я провожала взглядом ребятишек постарше, шла за ними — только бы услышать их звонкие голоса. Долгих восемь месяцев Франк рос вдали от меня — это время безвозвратно ушло в прошлое и утрачено навсегда.
Встретились мы с Арне у кинотеатра, который внешне ничем не напоминал о пилотах. Ступеньки вели вниз, в маленький душный зальчик с жесткими стульями. Французский фильм «La maternelle» — «Материнское чувство» — рассказывал о судьбах приютских детей. Знала бы я, что со мной сделает этот фильм, ни за что не пошла бы с Арне в кино. Через каких-то десять минут по моим щекам неудержимо покатились слезы. Только бы Арне не увидел! Я боялся пошевельнуться и ругала себя за слабость, но что толку — слезы текли и текли. Вцепившись в подлокотники, я беззвучно сглатывала подступавший к горлу комок и ждала, пока двести сорок дней тоски наконец выльются слезами.
Дети играли превосходно, и сюжет был ужасно трогательный, так что даже зрители, у которых не было особых причин плакать, сидели с повлажневшими глазами. Арне повернулся и увидел, что я вся в слезах.
