Я ожидала от Мееле новой вспышки, но ее не последовало. И без слов было ясно, что она окончательно укрепилась в своем подозрении. Ее тяжелое молчание угнетало нас еще больше, чем прежние жалобы. И выглядела она все хуже и хуже. Я много раз предлагала ей показаться врачу, но она не соглашалась. И при этом она не переставала печься о нас, работала сверх сил, непрерывно что-то затевала, иногда совсем излишнее.
Вскоре после того, как было получено письмо из Англии, Мееле — это было в среду — поехала к парикмахеру. У нас наверху давно уже не было парикмахерской.
— Устрой себе приятный денек, Мееле, — сказала я. — Сходи в кино, навести Лилиан.
Опять глаза ее налились слезами.
— Мы проводим тебя на поезд.
Она покачала головой.
— Или подожди до послезавтра, мне тоже надо будет в город.
Она отказалась.
Вечером она вернулась усталая и бледная.
Когда в пятницу я собралась ехать в город, она предупредила меня:
— Лилиан нет дома, ей пришлось уехать на несколько дней из-за своих бумаг, мне хозяйка сказала.
— А у меня не будет времени заходить к ней, — отвечала я. И это было правдой.
Когда поезд остановился, на перроне стояла Лилиан.
— Какое счастье, что ты здесь. Я каждый день сюда хожу… случилось что-то ужасное, нет, только не ко мне, пойдем в парк.
Она нашла уединенную дорожку, осмотрелась по сторонам и тихим голосом начала рассказывать:
Два дня назад к ней пришла Мееле, до крайности взволнованная и в полном замешательстве. Лилиан дала ей валериановых капель и умолила ее прилечь. Мееле согласилась. Она непрерывно твердила: «Ты должна мне помочь, ты должна пойти со мной, ты же знаешь, я не могу жить без Тины. Пожалуйста, пойдем со мной, прямо сейчас».
По-видимому, Лилиан вела себя достаточно решительно, и Мееле пришлось объяснить все подробно:
Она уже давно знает, что мы хотим уехать из Швейцарии, сколько бы мы ни притворялись, что это не так. Мы низкие люди, мы врем ей и хотим бросить ее на произвол судьбы. Но Тину она не отдаст, если речь зайдет о ребенке, у нее есть свое средство.
Мееле побывала в английском консульстве и сообщила там, что мы — коммунисты и что ночью мы тайком проводим сеансы радиосвязи.
«Я сказала в консульстве, чтобы их не пускали в Англию, что они обязаны остаться здесь».
Лилиан была вне себя.
«Бога ради, что ты натворила? Их же могут в любую минуту арестовать».
«Тогда ребенок будет со мной».
Лилиан от ужаса не могла вымолвить слова. Но Мееле начала плакать и, всхлипывая, продолжала рассказывать:
