— Вам в палате до него какое дело?
— Как же не знать! Такой важный человек! — отвечал Иванов. — Вот что я скажу тебе, милочка: напой меня чаем, позволь покурить, и потолкуем.
— Чай еще рано; братец не вставал, — возразила Катя.
— Что за беда? Попроси; няня похлопочет…
— Нет, нет, нельзя; что прежде можно, того теперь нельзя; теперь ни я, ни няня, никто не смеет распоряжаться: как маменька прикажет, как братец прикажет…
— Делать нечего. А как я прозяб! Знаешь, изморось какая-то идет, холодно и ветер…
— Душечка моя! а шинель на тебе холодная?
— Я меховой воротник пришил: вот ты посмотришь, очень хорошо. Теплую еще не скоро сошью.
— Саша!.. — сказала Катя, молча поглядев на него несколько минут, в течение которых у нее начали навертываться слезы на глаза.
— Что?
— Саша, мы с тобой вовсе не миллионщики…
— Вот новость сказала! Так что ж?
— Как что ж? Нехорошо.
— Ты, кажется, хочешь плакать? Что это такое? Стыдно! Полно, милочка; пожалуйста, полно; иначе ты меня огорчишь, ты меня лишишь бодрости… право, полно!
Иванов очень серьезно успокоивал свою будущую подругу.
— Ты знаешь, что моя обязанность о тебе заботиться… И с чего тебе это вдруг пришло в голову? Во-первых… давай считать: у тебя есть приданое?
— Есть.
— У меня есть дом, — разве это мало?
— Старенький, — возразила Катя.
— Все порядочный, с садом, не на глухой улице; половина внаймы отдается, есть где жить… Ведь тебе в нем нескучно будет жить?
— С тобой-то? Конечно.
— Ну и слава богу! Ведь я служу, получаю жалованье… Знаешь, меня обещали помощником столоначальника сделать?
— В самом деле?
— Право; еще вчера я к старшему советнику бумаги носил на дом, так он мне говорил: к новому году непременно. Всего два месяца подождать… да награждение дадут… Как же люди-то живут? Разве все богачи? Сосчитай, много ли богатых на свете?
— Саша, да тебе трудно будет…
— Вот это уж ты вздор говоришь, не прогневайся! Что же? Разве ты меня как-нибудь разорять будешь? Милая ты моя! я для тебя готов… не знаю на что!
— Полно тоже вздор говорить, я до смерти не люблю.
— Ну, послушай: теперь твой брат здесь; ты знаешь, какой он сильный человек; его у нас, в городе, служащие просто все боятся; ему стоит слово сказать — мне место дадут, на чин мой не посмотрят, за отличие представят. Разве он за нас не постарается?
— Это, Саша, плохая надежда.
— Вы ему говорили про меня?
— Конечно, говорили.
— Что ж он?
— Ничего не сказал.
— Ни слова?
— Ведь ему и прежде писали, ты знаешь, — ну, ни слова. Он как приехал, все говорят, болен, и такой сердитый… Ох, Саша!..
