Братец | страница 11
Любовь Сергеевна с глубоким вздохом встала с дивана и, удерживая оханье, осторожными шагами отправилась в залу, где было совершенно темнен; ощупывая стену руками, споткнувшись раза два и загремев стульями, старуха добралась до коридора. Там она остановилась у затворенной двери, из-под которой был виден свет, и стала прислушиваться.
Едва вышла мать, Катя вскочила с места, бросилась к окну, не закрытому ставнем, потому что ставень был сломан, приподняла выше головы большой платок, бывший у нее на плечах, чтоб в стекла не отражалась комната, и принялась смотреть, что делалось на дворе.
— Вот, всякому свое! — сказала, засмеявшись, Прасковья Андреевна.
— Нет никого; зги не видно! — сказала Катя, отходя от окна.
— Как же ты хочешь, чтоб он приехал? Ведь от города двадцать верст, и еще какова дорога! — возразила Прасковья Андреевна.
— Да, дай бог, чтоб не приезжал, — заметила Вера.
— Это почему ж так? — обратилась к ней Катя, очень недовольная и очень смело.
— Не вовремя, — отвечала, сконфузясь, Вера, — у братца головка болит…
— Да мне-то что ж? — возразила Катя. — Ах ты господи! Разве у нас монастырь? Ведь это ужас! У братца головка болит, так мне не видать моего жениха? Ведь Александр Васильевич мне жених… У братца головка болит! Да она у него всякий день болит, с тех пор как приехал; весь дом на цыпочках ходит. Маменька, никак, в двадцатый раз нынешним вечером под дверью слушает…
— Ну, затормошилась. Сядь на место да шей, — сказала ей Прасковья Андреевна.
Через минуту Вера встала.
— Я пойду также послушаю, что они, — сказала она тихо и осторожно.
— Вот охота! — возразила Прасковья Андреевна.
— Как же, сестрица, может быть, они в самом деле так нездоровы. Маменька скажет: не хотели проведать.
— Полно, сделай милость, — прервала Прасковья Андреевна, — ничего он не болен. Он злится, как приехал, пятый день. Будто мы этих штук не видали. Вот посмотри, немного погодя и узнаем сюрприз какой-нибудь приятный.
— Какой же еще сюрприз? — сказала Вера, вздохнув.
— Конечно, нам уж ничего хуже быть не может, — продолжала Прасковья Андреевна, — разорить нас больше нельзя; к чему другому — привыкли, ничем нас не удивишь. А сам-то он что-то не так; должно быть, что-нибудь случилось.
— Избави бог! — сказала Вера, — что вы, сестрица!
— Что ж? — спокойно возразила Прасковья Андреевна, — нам-то что ж от этого? Он учился, он служил: какая нам была утеха или прибыль? — ничего. Ну, слетел с места, может быть: нам что за печаль?