Она надела облегающее платье из искусственного шелка черно-белого цвета с белым, урезанным кружевом воротником, который опустился в ее обхват груди. Она надела колгоки в сеточку, ее обувь, лежавшая около кушетки, редставляля собой туфли белого вета на высоком каблуке. Она лежала откинув одну руку в сторону и положив другую на тонкую талию.
- Он стал моим лучшим другом, - продолжала она. Ее правая рука коснулась платья. - когда мы жили у него на даче, мы плавали вместе, играли в игры; например, кто мог проплыть дольше под водой, кто мог поднять больше монет со дна бассейна прежде, чем ему было необходимо всплыть, кто мог сделать больше переворотов под водой. Мать читала перед бассейном или дремала в гамаке. Он и я смотрели телевизор вместе, съедая попкорн или пиццу, растянувшись на полу или бездельничая на диване. Он прижимался рядом с мной или клал мою голову на колени. Я так провела много времени. Мать сидела в просторном кресле и читала журналы, или ее просто не было в комнате. И мы готовили вместе, также. Ему понравилось готовить, и он учил меня, как помочь ему на кухне. Я изучила все, что я знаю о приготовлении от него, не от матери. Я особенно не помню ее на кухне вообще. Это не интересовало ее.
Она нажала немного рукой на живот, как будто она испытала легкую боль или пыталась ослабить плотность. Он смотрел на ее лицо, в проникновенное красновато-коричневом затенение вокруг ее глаз, в тонко асимметричный рот с морщинками на одной стороне. Но она начала хмуриться.
- Он был моим отцом, - сказала она.
Снова Бонго записал это, хотя в этом случае было неясно, как она трактовала это слово. Она, возможно, имела в виду: 'Он был моим 'отцом'', или она, возможно, имела в виду: 'Он походил на моего отца' или 'Он стал моим отцом'.
- Он любил меня, - сказала она. - Он сказал мне так и заставил меня чувствовать себя замечательно. Я действительно хотела быть любимой и он хотел продемонстрировать ту любовь мне. Он делал все со мной, и мы развили совершенно особую эмоциональную связь. Это произошло очень быстро для меня, потому что у меня была пустота там, и он заполнил ее. В то же время, теперь, когда о моих эмоциональных потребностях позаботились, мать, казалось, вообще перестала мною интересоваться. Но она, казалось, особенно не интересовалась также и моим отцом. Мои отношения с ним, казалось, освободили ее от обязательств, просто она стала уделять больше внимания себе, чтобы потворствовать своей самовлюбленности. Она стала все более и более отдаленной, более замкнутой в себе, прихорошившись как уединенная белая птица. Она была очень красива. И она была также необыкновенно эгоистична.
